Санджай Гупта - Тяжелый понедельник

Они доехали до конца коридора. Над двойными дверями виднелась надпись: «Вход только для хирургического персонала». Калбрет посмотрел на жену и дочерей Пака:

— Мы пришли, дальше вам нельзя, Пэт.

Обычно родственников не пускали дальше предоперационной, но Калбрет сделал исключение для семьи коллеги и позволил им дойти до самой операционной.

— Спасибо, Реджи, — сказала Пэт.

Она наклонилась, поцеловала мужа в лоб и отвернулась, чтобы ни Пак, ни дети не видели, что она плачет.

— Мы очень любим тебя, папочка! — звонко крикнула Натали, младшенькая, когда Калбрет уже завозил каталку в операционную. Хардинг Хутен, в операционной форме, с лупой и осветителем на голове, уже мыл руки у раковины.

Пак обернулся, чтобы ответить, но двери уже закрылись.

Когда Суна Пака ввозили в операционную, Тина Риджуэй находилась в смотровом кабинете бесплатной клиники, в полутора милях от Челси. Правда, если выражаться фигурально, то Тина сейчас находилась в другом мире. Больница Челси стала одной из достопримечательностей города. Самое первое, шестиэтажное здание больницы, выходившее своим помпезным фасадом на большую улицу, было теперь окружено высокими корпусами и обширными автомобильными стоянками, оформленными по всем законам современной архитектуры и ландшафтного дизайна. Весь кампус — как именовало территорию больницы руководство — занимал шесть кварталов и около сотни акров площадок. Все корпуса были соединены между собой подземными и надземными переходами. Бесплатная клиника, наоборот, ютилась в низеньком кирпичном здании — бывшей типографии — между рестораном быстрого питания и дешевым продуктовым магазином. Коридор был устлан вытертым ковром, а импровизированные кабинеты были оснащены на средства работавших здесь врачей и добровольных жертвователей. Тина еще не сказала Хутену — да что там, она даже не сказала об этом Таю, — что хочет уволиться из престижной больницы и применить свои способности здесь. Да, она нейрохирург, но может оказать и другую помощь, в которой так остро нуждаются многие из тех, кто не может ее получить.

Она проверила уровень сахара в крови больного Дэррилла Леггетта. Сахар зашкаливал.

— У вас очень высокий сахар, мистер Леггетт. Больше трехсот. Что случилось?

— Не смог купить полоски. — Дэррилл смущенно смотрел на носки своих ботинок. — В последние дни было много работы.

— Как у вас с лекарствами? — спросила Тина, открыла шкаф и достала оттуда флакон инсулина и шприц.

— Ну что вы, док. Как же я куплю лекарство, если мне не хватает даже на полоски?

— Почему вы пришли именно сегодня?

— Перед глазами появился какой-то туман.

Тина дала больному стакан воды, сделала инъекцию, выбросила использованный шприц и сказала:

— Вот лекарство, вот полоски. Когда они закончатся, приходите, мистер Леггетт.

— Хорошо, док, и огромное вам спасибо.

Она улыбнулась Дэрриллу. Не часто приходилось ей слышать такую искреннюю благодарность.

В бесплатной клинике Тина оживала. Здесь было мало бумажной работы, не было дрязг и интриг, не было бюрократии; не было здесь и адвокатов. Протокол был упрощен до минимума. Здесь была просто арена, на которой врачебное искусство напрямую сталкивалось с огромным букетом медицинских проблем, которые входили, вползали и въезжали в дверь приемной. Многие из них были страшно запущенными, потому что больные либо не могли позволить себе лечение, либо не могли уйти с работы, либо не могли приехать, либо, наконец, просто не знали, куда ехать. Тина подозревала, что в большинстве случаев эти люди долго не показывались врачу. Потому что не считали проблемы со здоровьем первостепенными в сравнении с другими жизненными проблемами.

Пациенты, которых она здесь наблюдала, запускали почти все. После мистера Леггетта пришла пятидесятилетняя женщина по имени Пэтти Стейнкулер — у нее пять зубов сгнили до десен. Из всех приоритетов, касавшихся здоровья, зубы были последним для больных, приходивших в бесплатную клинику. Тина позвонила стоматологу, который согласился лечить двух больных бесплатной клиники в месяц.

Следующим был сальвадорский ребенок с высокой температурой. «Я могу им помочь, — думала Тина. — Я могу это делать, я могу что-то изменить». Почему-то в этот момент она вспомнила о доме. Она не знала, сможет ли что-то изменить в отношениях с Марком. Старшие дочери тоже стали отдаляться от нее. Со всеми своими горестями они шли к отцу. Хуже того, она теперь часто не знала, какие у них горести. Надо, надо уделять им больше времени. Она тут же забыла об этом, увидев в окно, что какой-то старик остановился у входа в клинику, схватившись за грудь. — Пошли, — сказала она Дешону, руководителю клиники. Они выбежали к старику. Тина была в своей стихии.