Санджай Гупта - Тяжелый понедельник

Достав из шкафа тарелки, Марк быстро расставил их на столе, тарелку Тины поставил перед ней, не глядя на жену. Потом Марк разложил на столе бумажные салфетки, вилки и ножи. Сняв рыбу с плиты, он положил ее на большую тарелку.

Тина и Марк злобно смотрели друг на друга, когда в кухню вбежали две девочки-подростка.

— Что у нас на обед? — спросила Маккензи. Она подбежала к плите и заглянула в сковороду.

— Какая гадость. Рыба? Опять, — подлила масла в огонь Мэдисон.

— Не груби, Мэдисон, — не повышая голоса, сказала Тина. — Извинись перед папой.

— Прости, папа. Но все равно это гадость.

— Ах вот как! Иди в свою комнату, быстро! — скомандовала Тина.

— Мама!

— Ничего страшного, — успокоил дочь Марк, глядя при этом на жену. — По сравнению со всем прочим — это очень мелкое хамство.

Тина помрачнела.

Старшие девочки, поочередно посмотрев на отца и на мать, молча принялись за еду. По гладким щекам Маккензи текли слезы, когда она подняла голову и взглянула на отца.

— Очень вкусно, папа.

— Спасибо, — отозвался Марк бесцветным голосом.

— Теперь все будет хорошо? — спросила Маккензи дрожащим от рыданий голосом. Теперь заплакала и Мэдисон. Эшли изо всех сил била по подносу. Вопрос повис в воздухе. Марк молчал. Потом повернулся к Тине, словно и он тоже ждал ответа.

— Не глупи, Маккензи. — Тина изо всех сил старалась придать голосу умиротворенность. — Когда-нибудь ты все поймешь сама. Брак — это… — Она помолчала. — В браке не всегда бывает легко, но мы с папой любим друг друга. — Похоже, она старалась убедить в этом саму себя. — Иди ко мне. И ты, Мэдисон.

Девочки обогнули стол и подошли к матери, которая раскрыла им объятия. Дочери прильнули к Тине. Поджав губы, Марк смотрел, как они уткнулись носами в ее шею.

Парамедики буквально ворвались в отделение неотложной помощи. Сразу было заметно, что они в панике. На каталке лежала пожилая женщина в распахнутой, насквозь пропитанной кровью блузке. Скомканный белый свитер был с нее сорван и валялся в ногах носилок. Коричневые брюки были испятнаны комками запекшейся крови. Герметизирующая повязка не смогла закрыть зияющую рану правой половины грудной клетки. Из раны при каждом вдохе доносился свистящий звук засасываемого воздуха. Седые волосы тоже были в крови, да и все маленькое хрупкое тело лежало в луже крови. Один из парамедиков ритмично сжимал дыхательный мешок, соединенный с интубационной трубкой, а другой рукой пытался прижать к грудной клетке герметизирующую наклейку.

— Господь милостивый! Бокс восемь! — крикнул со своего стула Виллануэва, и парамедики ринулись в указанном направлении, где их уже ждали реаниматологи. Виллануэве очень не понравилось то, что он увидел. «Флотирующая» грудная клетка, бледные и неестественно неподвижные конечности.

— Восемьдесят два года, — буркнул он себе под нос. Сердце старушки продолжало биться, но слабо и неритмично.

Виллануэва пулей соскочил со стула и догнал каталку в травматологическом боксе. Выхватив фонарик у пробегавшей мимо медсестры, он посветил в глаза пациентки, чтобы оценить реакцию зрачков.

— Сюда! — скомандовал он.

Дежурный врач зачастил скороговоркой:

— Больная восьмидесяти двух лет, огнестрельное ранение правой половины грудной клетки. Гемодинамика нестабильная, флотирующая грудная клетка, кровотечение, острая анемия. Перелито: литр раствора рингер-лактата. Времени мало, все сюда!

Два резидента, медсестры и лаборанты работали дружно и сноровисто: центральная вена, переливание крови, газы крови, адреналин, атропин, фибрилляция — дефибрилляция, асистолия.

Потрясенный Виллануэва попятился из бокса и ухватил за рукав одного из парамедиков:

— Что это было?

— Огнестрельное ранение, с близкого расстояния. Стрелял внук.

— Боже милостивый, — повторил Виллануэва. — А у меня для вас, как всегда, ничего нет, — машинально, но очень вяло произнес он свою дежурную шутку.

Парамедик махнул рукой в сторону входа.

— Он тоже здесь. Сначала выстрелил в бабушку, а потом в себя из того же дробовика.

Виллануэва посмотрел на жилистого молодого человека, только что доставленного в травматологическую смотровую. Кожа отливала пепельной бледностью. Верхняя губа была оторвана от щек в углах рта — получилось то, что патологоанатомы называют «рогами дьявола». Щеки и губы разрывает давлением пороховых газов, которые скапливаются в полости рта после выстрела в рот. Под левым глазом, заметил Виллануэва, застыла слезинка.