Александр Михайлов - Дао настоящего менеджера

Короче, не через сорок-пятьдесят минут, а уже через полчаса, чудом оставшись целым и невредимым, я был на крыльце своего родного «Технопарка», где прямо у входа наткнулся на Григорьича. Он стоял в тулупе и шапке ушанке, ни дать ни взять, деревенский сторож, и озабоченно рассматривал припаркованные у здания машины.

— Привет, ты чего здесь таком виде? — удивился я, — где такой тулуп откопал?

— Я на задании, — сквозь зубы сказал отставной полковник, продолжая внимательно рассматривать выстроившуюся у здания двойную вереницу разномастных автомобилей, — в такой мороз и не то оденешь. Ты сам откуда?

— Я? По делам ездил.

— Тогда помаду сотри со щеки, — посоветовал Григорьич, — деловой ты наш человек.

— Вот же чёрт, — выругался я стирая с себя следы Гусаровой, — а у тебя, что за задание здесь торчать?

— Шеф, кое-что поручил, — туманно сказал начальник нашей безопасности, и присмотревшись внимательно к одной из стоявших рядом с нами машин, вдруг вытащил из кармана своего тулупа записную книжку и что-то туда записал простым карандашом из того же кармана.

Я тоже присмотрелся к машине привлёкшей внимание Григорьича, но ничего подозрительного не обнаружил. Обычный тойотовский паркетник RAV-4 чёрного цвета, каких у нас в городе тысячи. Но слова о поручении шефа кое-что мне напомнили.

— Чего-то босс, каким-то беспокойным стал в последнее время, — поделился я своими мыслями с отставным полковником, — про проблемы какие-то говорит. Ты не в курсе?

Григорьич вдруг бросил на меня острый взгляд из под своего треуха.

— Он тебе что-то конкретное рассказывал? — спросил он, пряча записную книжку и карандаш в карманы.

— Вот именно, что нет, — с неудовольствием сказал я, — ну, как, вот можно скрывать что-то от самого, можно сказать приближенного человека?

— Тогда и я пока не могу, — строго ответил Григорьич, — субординация. Поговори сам с шефом. Или скажи мне, что он разрешил.

Секунду я боролся с желанием так и сделать: сказать ему, что шеф очень даже разрешил. Но прикинув возможные последствия, это желание я поборол. Тем более мне уже пришло в голову, каким образом заставить моего старшего компаньона выложить мне всю правду. Поэтому я решил поменять тему нашего разговора на другой интересующий меня предмет.

— Ладно, шефа пока оставим, — сказал я, — но поведай мне, полковник, как у нас обстоят дела с одним известным нам клубом геев и лесбиянок.

Полковник пренебрежительно отмахнулся рукой.

— Всё вышло так, как я тебе и говорил, — со скучающим видом сказал он, — засели по своим норам и нос высунуть боятся.

— Как же тебе это удалось? — с уважением посмотрел я на него.

— Да, взял этого Вовку к себе в машину и поехал к Мудовой, — сказал Григорьич, — он у меня сошёл за парламентёра, чтобы тётка не сильно меня испугалась — пояснил он, — ну и адрес естественно подсказал, он же у неё постоянно торчит.

— Ты, прямо стратег.

— Опыт не пропьёшь, — пояснил Григорьич, — ну, а дальше что? — Он даже оживился, вспоминая свою спецоперацию. — Приехал, так и так, говорю: «Ай, как нехорошо, Татьяна Алексеевна, такими вещами неправославными заниматься да ещё несовершеннолетних в это втягивать? Вы же верующий», — говорю, — «человек. В смысле прикидываетесь им. А если дойдёт до отца Кондрата?»

— Опять ликвидацией грозил? — пожурил я его.

— Какой ещё ликвидацией? — изумился Григорьич.

— Ну, как…Кондрат, кондрашка схватила…. я думал, это ты так, аллегорически им пригрозил, — предположил я.

Отставной полковник посмотрел на меня с удивлением.

— Какие тут в жопу аллегории? — сказал он Рашидовским слогом, — отец Кондрат Степанов у них служит: наш сотрудник с тысяча девятьсот семьдесят…, - тут Григорьич подёргал свой треух и задумался, вспоминая.

— Да неважно с какого, — заторопил я его: во-первых было жутко интересно, а во-вторых я начал мёрзнуть, на мне же не было тулупа и шапки ушанки — дальше-то что было?

— А что дальше? — повторил он, — дальше, когда до Мудовой дошло, что встряла она по самое не балуйся, то повалилась передо мной на колени, мол, прости старую, бес попутал.

— Не может быть, — не поверил я.

— Вот те крест, — размашисто перекрестился Григорьич, но почему-то двумя пальцами, как старовер, — вот так вот прямо и упала. Прямо передо мной.

— Ага, — хитро улыбнулся я, — а в это время у тебя случайно расстегнулись брюки и ты, пользуясь случаем, заставил тётку приложиться к твоему фалл… символу истинной веры.