— Ну, это я знаю, из праха придёшь и в прах возвратишься, — сказал я, — так значит, что бы я ни строил, кто-то придёт и мне мандалу всю на хрен поломает?
— Однозначно, — твёрдо сказал гуру, — но ты сильно не расстраивайся, — постарался он меня утешить, — рано или поздно это произойдёт с каждым.
— И ученик испытал новое просветление, — сказал я, — но было оно какое-то не очень оптимистическое.
— Виноват. Я-то собственно вёл всю это речь к твоему предложению насчёт зала, — извиняющимся тоном произнёс Валерий Александрович, — насчёт больше, больше и больше…. Видишь, для меня нет смысла тратить больше времени, чтобы заработать больше денег, чтобы потратить ещё больше времени, чтобы заработать ещё больше денег и так далее. Именно это я и хотел тебе объяснить.
— Да уж, объяснили, — горько сказал я, — а теперь мне и о своей жизни думать надо.
— Не переживай, — сказал гуру, — через неделю уже всё забудешь. А через десять лет вспомнишь.
— А почему через десять? — забеспокоился я.
— Кризис среднего возраста наступит, — объяснил Валерий Александрович, — в сорок лет примерно.
Я посчитал количество времени оставшегося до судного дня и облегчённо вздохнул.
— Так, что можешь пока заниматься строительством и брюнетками, — благодушно разрешил мне гуру, — а я пока останусь с небольшим залом и десятком учеников, которые мне помога…
— Ё-моё! — я вдруг перебил наставника как раз на середине речи, когда он похоже всё-таки собрался поблагодарить меня, за то, что я помог ему, хотя и по пути невзначай сломал мандалу трём лесбиянкам и нос одному малолетнему придурку.
— Что такое?
Я соскочил с кучи йоговских ковриков и бросился со всех ног в раздевалку.
— Оля опять без меня ушла!
И было утро. Я лежал пузом кверху на широкой двуспальной кровати и от нечего делать рассматривал над собой натяжной потолок голубого цвета, издырявленный в загадочной последовательности мелкими точками светильников, лениво размышляя над тем, что именно курил дизайнер, создававший этот странный узор.
Рядом послышался шорох и возня, а через секунду на меня уже навалилось женское тело весом не менее шестидесяти пяти килограмм. Затем оно открыло свои голубые глаза (вот, наверное, почему потолок забабахали такого же цвета) и ласково спросило:
— Как спалось, дорогой?
— Ну, разве рядом с тобой можно уснуть? — если вы рассчитываете на секс, то лучше не скупиться на комплименты. Я, в принципе, и не рассчитывал, но ответил автоматически.
Довольные ответом голубые глаза приблизились, и я смог разглядеть в них красные прожилки, а вокруг них характерные образования, называемые в народе «гусиными лапками». Всё-таки, подумал я, женщинам под сорок, с утра лучше сделать нормальный макияж, а уже потом…. Тут на меня посыпались мелкими светлыми кудряшками, крашеные химией волосы.
— Лада, мы на работу не опоздаем? — озабоченно спросил я, — сколько сейчас времени?
Лада сделала недовольное лицо, но ничего ответить не успела, потому что из-за двери раздался подростковый девичий голос: «Мамуля, я пошла в школу!».
— Одевайся теплее! — мамуля через дверь исполнила свои материнские обязанности и обратилась ко мне, — Лёша, сколько можно просто трахаться, давай уже поженимся.
Я вздрогнул и даже бы, наверное, соскочил с кровати, если бы меня не удерживали два якоря третьего размера, лёгшие мне на грудь. Надо было срочно что-то придумывать.
— Лада, я ведь тебе жизнь сломаю, — заботливым тоном сказал я, — ты же знаешь мой характер.
— Ты, сломаешь? — возмутилась Лада, — да, я тебе сама её сломаю. Первая!
Да кто бы уж сомневался! Тридцатисемилетняя дама с невыносимым характером, шилом в заднице, с дочерью-тинейджером и да ещё, к тому же юрист по образованию. То-то её первый муж прячется от неё по разным заграницам, после того, как полностью ободранный, будто берёзка зайцами в голодный год, вылетел пробкой из своей же собственной квартиры. Он не подошёл ей, видите ли, по характеру. Вообще, как я понял, к её боевому темпераменту, подходила лишь только её фамилия — Гусарова. Остальное всё разлеталось брызгами в разные стороны.
— Вот видишь, — воодушевлённо сказал я, — и как мне жить потом с поломанной жизнью?
Лада свирепо на меня посмотрела.
— Опять меня подловил на слове, дрянь, — сказала она, впрочем, уже начиная понемногу остывать. Я же, ощущая на себе зовущую тяжесть всех её частей, наоборот начал понемногу разогреваться, так что весь последующий час никто глупых вопросов о браке не задавал.
Читать дальше