Ольга Разумная - Будни ГКБ. Разрез по Пфанненштилю

— Тебя, Галь, послушать, так мне вообще в монастырь уходить пора!

— Зачем в монастырь, не надо в монастырь… ну разве что в мужской, — ехидно ухмыльнулась Галка, а потом серьезным тоном добавила: — Тебе ребеночка родить надо, для себя, на старость, так сказать, чтобы было кому пресловутый стакан воды подать… А мужик… мужик — он что? Если порядочный встретится, так и с ребеночком возьмет…

— Ничего не получится, — подняв на подругу грустные глаза, Ульяна обреченно вздохнула, — Стас детей не хочет и этот момент бдит так, что мышь не проскочит, такое ощущение, что он даже зубы ходит чистить с презервативом в кармане.

— Кто сказал, что мы будем рожать от Макеева?! — возмутилась Галина. — Нет, нам не нужен этот махровый эгоист, нашему малышу мы подберем более достойного папашу. Вот что ты, например, думаешь…

Вдруг дверь в ординаторскую с шумом распахнулась, и на пороге появился Никита Владимирович Изюмов, штатный хохмач и балагур, который не переставал травить анекдоты, даже удаляя кисту яичника или проводя эмболизацию маточных артерий при миоме матки. Лицо его освещала широкая улыбка.

— Ники! Ты как раз вовремя, проходи! — Оживившись, Галина начала подавать подруге какие-то странные знаки. — Не стой как пень, садись, скрась одиночество двум симпатичным девушкам.

Первые несколько секунд Ульяна непонимающе смотрела на Галину, которая неожиданно начала вести себя крайне странно. Сперва она сложила руки на груди и сделала вид, что качает младенца, а затем принялась отчаянно подмигивать Ульяне то одним, то другим глазом.

— Галка! Ты совсем рехнулась! — Ульяна покрутила указательным пальцем у виска и, зажав рот рукой, прыснула со смеху. До нее наконец-то дошли намеки подруги. Но идея родить ребенка от Изюма — так в отделении называли Никиту — показалась ей настолько нелепой, что удержаться от хохота не было никаких сил. Вскоре к ней присоединилась Галина. Откинувшись на спинку дивана, они залились веселым беззаботным смехом.

Наконец Ульяна взяла себя в руки, повернулась к Изюмову и, вытирая краешком халата потекшую тушь, извиняющимся тоном произнесла:

— Ник, ты не обращай на нас внимания, Галка сегодня просто не в себе. То ли работы слишком много навалилось, то ли бури магнитные.

— Ага, — угрюмо кивнул Изюмов, продолжая стоять в дверях, — тебя, как я погляжу, тоже зацепило. — Ему была совершенно непонятна причина их столь бурного веселья, поэтому он чувствовал себя полным идиотом.

— Не, я так, за компанию. А ты чего хотел-то, анекдот новый рассказать?

— Боже упаси, вам, девчонки, мои анекдоты ни к чему, вам впору успокоительное пить. Просто доброе дело хотел сделать, твою метеозависимую подругу повсюду «папа» разыскивает, она ему еще утром какой-то отчет о конференции обещала, да видать бурей захлестнуло. А у тебя, уважаемая Ульяна Михайловна, в восьмой палате ЧП.

— Что случилось? — Улыбка мгновенно сошла с Улиного лица.

— Подробностей не знаю, вроде пациентка какая-то в истерике бьется. Беги скорей, не то Надюха вколет ей что-нибудь на свой вкус, а тебе расхлебывать.

Ульяна пулей вылетела из ординаторской, гадая на ходу, с кем из ее подопечных приключилась беда.

— Нет, бабушка, ты неправильно поешь! — захныкала полусонная Лера. — Мама пела не так!

— Хорошо, детонька, — Александра Аркадьевна склонилась над внучкой и ласково погладила ее по светлой кудрявой головке, — ты главное не волнуйся, просто скажи, как пела мама?

— Месяц ласковый искрится, в небе кружится сон-птица, — тоненьким сонным голоском запела девочка. — Запомнила — «сон-птица»?

— Все запомнила, моя радость, ты спи, спи скорей. — Сердце Александры Аркадьевны снова сжалось от боли и отчаяния, к горлу подступил комок. Но чтобы не испугать внучку, она вот уже в который раз за последние дни взяла себя в руки и, усилием воли подавив готовые вырваться из груди рыдания, снова запела колыбельную, ту самую колыбельную, которую лет двадцать назад пела своей дочке Ниночке, Лериной маме.

— Бабуль, у тебя голос дрожит, — вдруг насторожилась девочка. — Ты что, плачешь? — Лера приподнялась на локте и постаралась в свете тусклого ночника разглядеть бабушкино лицо. Александра Аркадьевна тут же принялась поправлять сбившуюся подушку, чтобы внучка не успела заметить сбегающую по щеке слезинку, но маленькое чуткое сердечко уловило неладное.