Филиппа Грегори: Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса

И боль, которую я испытываю, проснувшись и поняв, что все это мне снова лишь приснилось, становится день ото дня все мучительней. И я молю Господа, чтобы Он избавил меня от этих снов, дал мне силы перестать мечтать о несбыточном.

Моя дорогая и любимая доченька Элизабет!

Всей душою своей я с тобой, я молюсь за тебя, дорогое мое дитя, но именно теперь, впервые в твоей жизни, тебе придется сыграть ту важнейшую роль, ради которой ты и появилась на свет: роль королевы.

Наш новый король, Генрих Тюдор, повелевает тебе прибыть ко мне в Лондон, в Вестминстерский дворец, и привезти с собой твоих сестер и твоих кузенов[3] Имеются в виду Маргарет и Эдвард, кузены Елизаветы Йоркской; это дети ее дяди, герцога Джорджа Кларенса, родного брата Эдуарда IV, и Изабеллы Невилл, дочери графа Уорика, «делателя королей».. Учти: он так и не отказался от помолвки с тобой! И я жду, что у этой помолвки будет продолжение.

Я понимаю, дорогая, что отнюдь не на это ты возлагала главные свои надежды, но Ричард, увы, мертв, и этот этап твоей жизни закончен. Генрих стал победителем, и теперь наша главная задача — сделать тебя его женой и королевой Англии.

И еще в одном тебе придется меня послушаться: ты должна непременно улыбаться и выглядеть веселой, как это и подобает невесте, приехавшей к своему жениху. Принцессе не пристало делиться своими переживаниями со всем светом. А ты рождена принцессой. И к тому же ты — наследница целой череды отважных и смелых женщин. Так что выше нос, моя дорогая, и улыбайся! Я очень жду тебя. И, конечно же, я тоже буду улыбаться.

Твоя любящая мать,

Елизавета R.[4] Regina (лат.) — королева., вдовствующая королева Англии.

Письмо это я прочла очень внимательно, ибо моя мать никогда ничего не говорит прямо, и буквально каждое ее слово отягощено несколькими слоями смысловых различий. Я легко могла себе представить, как страстно ей хочется, воспользовавшись очередной и столь удачной возможностью, добраться до английского трона. Это была поистине неукротимая женщина; мне доводилось видеть, как ее заставляли пасть очень низко, но никогда — даже в годы вдовства, когда страшное горе почти сводило ее с ума, — я не видела ее униженной и смиренной.

Я сразу же поняла, почему она требует, чтобы я непременно выглядела счастливой и постаралась забыть, что мой возлюбленный погиб и погребен невесть где, [5] Чтобы пресечь всякие слухи по поводу возможного спасения короля Ричарда, погибшего на ратном поле, его тело, лишенное не только королевских регалий, но и одежды, было перевезено в город Лестер и выставлено на всеобщее обозрение. Лишь после этого там же, в Лестере, был совершен обряд погребения, однако место отмечено не было. а я теперь должна ковать будущее благополучие своей семьи и против воли вступить в брак с врагом, с тем, кто погубил моего любимого. Генрих Тюдор явился в Англию, всю жизнь проведя в ожидании и стремясь к этой цели, и выиграл решающее сражение при Босуорте, победил законного правителя Англии и моего любовника Ричарда, и теперь и я, и вся Англия стали как бы частью его военных трофеев. Если бы при Босуорте победил Ричард — а ведь никому и в голову прийти не могло, что победителем окажется не он! — я бы стала его любящей женой и королевой Англии. Но он пал под ударами предательских мечей; и предали его те, кто, собравшись под его знамена, присягали ему на верность, клялись биться за него до последнего; а мне теперь предстояло выйти замуж за Генриха и забыть те чудесные шестнадцать месяцев, в течение которых я была любовницей Ричарда и фактически королевой. Ричард был зеницей моего ока, я всем сердцем любила его, но он погиб, и мне действительно лучше постараться забыть о том, что в моей жизни были эти полтора года счастья.

Я читала письмо от матери, стоя в арке ворот огромного замка Шериф-Хаттон; дочитав, я повернулась и пошла внутрь; в большом зале было тепло и чуть пахло древесным дымом — там был затоплен центральный камин. Я скатала материно письмо в шарик и бросила в камин, прямо на пылающие поленья, проследив, чтобы оно сгорело дотла. Итак, все упоминания о моей любви к Ричарду и о его обещаниях, данных мне, должны быть уничтожены, как и это письмо. Мне следует тщательно хранить эту и другие тайны, особенно одну. Я с детства была весьма открытой и разговорчивой — ведь я, принцесса, выросла при дворе своего отца, где всегда царила свобода, куда стекались ученые, художники и артисты, где можно было думать о чем угодно, что угодно говорить и писать; но, разумеется, впоследствии, особенно после смерти отца, мне пришлось обрести все умения настоящих шпионов, и в первую очередь — умение хранить тайну.