Филиппа Грегори - Вечная принцесса

Раздался вопль, огонь жадно лизнул шелковое полотнище, тут и там послышались крики. Пламя перебегало от палатки к палатке, пожирая стяги, взбегая вверх по украшенным флажками веревкам, сквозь муслиновые входные завесы врываясь в шатры. Встревожились, заржали лошади, испуганные люди пытались их успокоить, однако ужас, звучавший в их командах, пугал животных еще пуще, и наконец вся равнина осветилась тысячей всполохов. Ночное небо затянуло клубами дыма, воздух задрожал от женского визга и грубых окриков.

— Мадре! Мадре! — тоненько позвала разбуженная шумом девочка. — Мавры? Это что, мавры?

— Спаси нас Господь! — всполошилась спросонья нянька. — Они подожгли лагерь! Надругаются надо мной, ироды, а тебя саблями порубят!

— Мама! — заплакала девочка, сползая с постели. — Где моя мама?

Путаясь ногами в рубашке, она кинулась из шатра, полотнища которого уже занялись огнем, и в ужасе замерла: вокруг тысячами костров пылали тысячи палаток. Веселым фейерверком взлетали в ночное небо искры, неся беду все дальше и дальше.

— Мама!

Тут из языков пламени появились два огромных коня, двигавшиеся в лад, как невиданные, сказочные звери, черные-пречерные на фоне пожара. С высоты к трепещущей от страха девочке склонилась мать.

— Оставайся с нянькой и держись молодцом! — приказала женщина, в голосе которой совсем не слышалось страха. — Мы с твоим отцом должны показаться войску.

Девочка протянула к матери руки:

— Возьми меня с собой, мама! Я тут сгорю! Меня мавры схватят!

Огонь отражался на нагруднике доспеха, в который была закована мать девочки, и на богато украшенных чеканкой ножных латах. Казалось, вся она была из металла, из серебра с позолотой. Снова наклонясь, она строго сказала:

— Если я не выеду к людям, они разбегутся. Ты же не хочешь этого?

— Мне все равно! — вскричала девочка. — Мне никто не нужен, кроме тебя! Возьми меня в седло!

Натянув поводья, ее мать направила коня прочь, бросив через плечо:

— Я вернусь за тобой. Жди здесь. Так нужно.

Девочка беспомощно смотрела, как родители удаляются.

— Мадре! Мадре! Пожалуйста… — захныкала она, но мать даже не обернулась.

— Мы тут сгорим! — раздался голос Мадиллы, ее служанки-арабки. — Побежали! Нужно спрятаться!

— Ты-то помалкивай! — с внезапно вспыхнувшим гневом обернулась к ней девочка. — Если меня, саму принцессу Уэльскую, можно оставить в пылающем лагере, уж ты-то, мориска, и подавно не пропадешь!

Она смотрела, как два всадника мелькали тут и там среди горящих палаток. Всюду, где они появлялись, стихали вопли, в лагере восстанавливался порядок. Солдат выстроили в ряд до самого оросительного канала, чтобы из рук в руки передавали ведра с водой. Генерал, лупя плашмя саблей, метался меж людьми, собирал из тех, кто только что со всех ног несся куда глаза глядят, оборонительный отряд на случай, если мавры, заметив со своих укреплений пожар и решив воспользоваться царящей в лагере суматохой, пойдут в атаку. Но мавры в эту ночь не напали. Они сидели за высокими стенами своей крепости и гадали, какую еще каверзу затеяли хитрые христиане.

Вернувшись к дочке, мать нашла ее собранной и спокойной.

— Каталина, ты как? — Изабелла Испанская соскочила с коня.

От того, чтобы опуститься перед девочкой на колени и прижать ее, свою самую младшую и самую любимую дочь, к сердцу, она себя удержала. Нежностями не вырастить из ребенка воительницу во имя Христа. Не дело — поощрять слабость в принцессах.

Та между тем держала спину прямо, как мать.

— Я справилась.

— Ты не боялась?

— Нет, совсем нет.

Королева одобрительно кивнула.

— Это хорошо, — сказала она. — Этого я и жду от испанской принцессы.

— И принцессы Уэльской, — прибавила девочка.

Это я, та девочка, пяти лет от роду, присевшая на сундук с сокровищами, с лицом белым, как мрамор, и синими, распахнутыми в страхе глазами, не позволяю себе дрожать, кусаю губы, чтобы удержаться от крика. Это я, зачатая в походной палатке родителями, которые не только любили друг друга, но и соперничали между собой, родившаяся дождливой зимой в момент краткого передыха от битв, взращенная сильной женщиной, носившей доспехи, все детство проведшая в военных лагерях, самой судьбой предназначенная сражаться за свое место в мире, защищать свою веру против чужой, отстаивать свое слово против чужого. Я — Каталина, принцесса Испанская, дочь самых великих монархов, каких только знал мир, — Изабеллы Кастильской и Фердинанда Арагонского. Их имена вызывают трепет от Каира до Багдада, от Константинополя до Индии, но пуще всего их боятся мавры, как бы они ни назывались: турки, индийцы, китайцы, — это наши соперники, наши смертельные враги. Сам Папа Римский благословил Фердинанда и Изабеллу, нарек их королями — защитниками нашей веры, они величайшие в христианском мире крестоносцы и первые короли Испании, а я — их младшая дочь Каталина, принцесса Уэльская и будущая королева Англии.