Дэвид Митчелл - Лужок Черного Лебедя

Людей всегда хоронят лицом на запад, чтобы они, когда протрубят трубы Страшного суда, встали, выкарабкались на поверхность и пошли прямо на запад, к трону Иисуса, где их будут судить. Если ты в Лужке Черного Лебедя, то выходит, что трон будет в Аберистуите. А вот самоубийц хоронят лицом на север. Им сроду не найти трон Иисуса, потому что мертвые ходят только по прямой. Они все окажутся в Джон’О’Гроутсе. Аберистуит не самое интересное место в мире, но папа говорит, что Джон’О’Гроутс — всего лишь кучка домов там, где в Шотландии кончается вообще вся Шотландия и ничего не остается.

По-моему, лучше совсем никакого бога, чем бог, который делает такое с людьми.

На случай, если «призраки» за мной следят, я бросился на землю и перекатился, как заправский спецназовец. Но на кладбище при церкви Св. Гавриила никого не было. Звонари еще репетировали. Когда стоишь вплотную, колокола на самом деле не звонят, а плямкают, тыркают, баммммают и еще делают «баЛУУУУм». Наступила и прошла четверть девятого. Поднялся ветерок, и две гигантские сосны заскрипели костями. Полдевятого. Колокола замолкли, уже насовсем. Тишина поначалу звенит так же громко, как сам звон. Завтра суббота, но если я через час или около того не попаду домой, начнется: «Сколько сейчас времени, по-твоему?» Из церкви вышли звонари, на ходу обсуждая какого-то Малькольма, который ушел в мунисты и последний раз его видели, когда он раздавал цветы в Ковентри. Звонари пролезли через «покойницкие ворота», и голоса их затихли в направлении «Черного лебедя».

Я заметил мальчишку — он сидел на кладбищенской стене. Для Плуто Ноука слишком мал ростом. Для Гранта Бэрча, Гилберта Свинъярда или Пита Редмарли — хиловат. Я подкрался к нему бесшумно, как ниндзя. На нем была армейская бейсболка козырьком назад, как носит Ник Юэн.

Я так и знал, что Ник Юэн в «призраках».

— Ник, привет!

Но это был Дин Дуран — он заорал «ААААА!!!» и свалился со стены.

Дуран выскочил из зарослей крапивы, яростно почесывая руки, ноги и шею.

— Чертовы жгучки жгутся, как черти! — Дуран знал, что выглядит идиотом, и потому не стал изображать сильно крутого. — Что ты тут делаешь?

— А ты что тут делаешь?

— Ну, я эту… записку получил. Приглашение вступить… — когда Дуран думает, это всегда очень заметно. — Э. А ты что, «призрак»?

— Нет. Я думал, что ты «призрак».

— А эта записка, что у меня в пенале?

Он расправил смятую записку — точно такую же, как у меня.

Дуран правильно разгадал мое смятение.

— Ты тоже получил?

— Угу, — эта новость меня смутила, разочаровала и обеспокоила. Смутила, потому что Дуран явно не годится в «призраки». Разочаровала, потому что «призраком» быть вовсе не круто, если таких лузеров, как Дуран, тоже принимают. Обеспокоила, потому что все это очень уж походило на розыгрыш.

Дуран ухмыльнулся.

— Круто!

Я оттащил его к стене.

— Круто, что «призраки» позвали нас обоих, вместе, типа.

— Угу. Классно, — сказал я.

— Наверно, они поняли, что мы с тобой прирожденная команда. Как Старски и Хатч. [25] «Старски и Хатч» — американский телесериал (1975–1979), названный по имени двух главных героев. В центре сюжета находятся двое полицейских из Южной Калифорнии, которые, несмотря на несходство в характерах, вместе раскрывают убийства.

— Угу, — я заозирался, подозревая, что где-то здесь прячется Уилкокс.

— Или как Торвилл и Дин. [26] Джейн Торвилл и Кристофер Дин — британские фигуристы, призеры Олимпийских игр в парном катании. Я знаю, ты всегда мечтал надеть юбочку в блестках.

— Очень смешно, блин.

Из уха Луны выплывала, сияя, Венера.

— Думаешь, они по правде придут? — спросил Дуран.

— Ну они же нас вызвали сюда, скажешь — нет?

Из ряда домиков, что при церкви, донеслись звуки трубы.

— Да, но… а вдруг нас кто-то решил разыграть?

Может быть, то, что нас заставляют ждать — часть испытания. «Если Дуран уйдет, ты будешь выглядеть более достойным кандидатом в „призраки“» — шепнул Глист.

— Ну иди домой, раз ты так думаешь.

— Нет, я так не думаю. Я просто… Смотри! Падучая звезда!

— Где?

— Вон там!

— Не-а, — ничего из того, о чем узнают из книг, Дуран не знает. — Это спутник. Он не сгорает. Видишь? Летит себе по прямой. Может, это как раз тот «Скайлэб», который теряет высоту. Никто не знает, куда он упадет.

— Но как…

— Чшшш!

На кладбище есть сильно заросший угол, где под кривой омелой сложены разбитые могильные камни. Оттуда совершенно точно слышались голоса. А теперь еще и табачным дымом потянуло. Дуран потащился за мной, спрашивая: «Что такое?» (Боже, какой он все-таки дебил временами.) Я пригнулся, чтобы влезть под свод темно-зеленых листьев. На штабеле старых надгробий сидел Плуто Ноук, на стопке черепицы с крыши — Грант Бэрч, еще на чем-то — Джон Тьюки. О, если бы можно было дать им понять, что это я их заметил, а не Дуран!