Григорий Ряжский: Портмоне из элефанта : сборник

Между тем щенок быстро освоился в новом пространстве и сунул нос под аппаратурный шкаф. Оттуда стремглав выскочила недобитая на семечку мышь и в отчаянии заметалась по кабине. Щенок весело гавкнул и погнался за грызуном. Аверьян с Ченом расхохотались:

— Ишь, крысолов… — А Аверьян добавил: — Ты, бугор, теперь на семочках своих здорово сэкономишь. С таким подсобником.

— Откуда взял-то? — бугор улыбнулся в ответ и сменил гнев на милость. — Чего он жрет-то, кобелек твой?

Петро протянул вниз указательный палец, заскорузлый и темный, получившийся таким от многолетней экскаваторной жизни, и приманил им щенка. Тот радостно подскочил, забрал бригадиров палец в пасть, весь, целиком, и немножко почмокал в поисках питательного результата. Ничего вкусного в этом не оказалось, тогда он слегка прикусил палец острыми зубками и вопросительно глянул на бугра. Бугор оттаял окончательно:

— Глянь, боится меня, разрешения спрашивает, покусать чтоб. — Он взял кутенка на руки. — Ладно, живи, дохлятина. Кличут-то как щеняру?

— Да я хотел Апрелем назвать, ко дню рождения как бы, первого у меня, — обрадованно доложил начальству Чен. — Первый апрель — никому не верь, нормально?

— Ну, Апрель так Апрель, — добродушно разрешил бугор. — Только чтоб не срал здесь, ну и не пысал нигде тоже. Нигде вообще, в экскаваторе. Считай, как в танке. — Он ухмыльнулся, довольный найденным образом, и добавил: — «Три танкиста и собака» — кино такое было. Они там тоже все разных наций были, как у нас.

— Ты чего, бугор? — искренне удивился Аверьян. — Это ж собака. Какая ж собака где живет гадить будет? — Он сделал на пальцах козу, вытаращил глаза и страшно пошел на бугра с щенком на руках. — А кто насрет тут или еще чего, то мы того порешим, шкуру обдерем, а самого на мясо пустим. Понял?

Щенок часто-часто заморгал, соскочил с бригадировых рук и в испуге забился под кресло. Чен еще раз благодарно подхихикнул в сторону бугра и весело уточнил Аверьянов прогноз:

— И еще на колбасу сготовим. С кашей… Грешневой…

— С какой еще грешневой? — не понял Аверьян. — Под гарнир, что ль?

— А вы, чего, не знаете? — на этот раз удивился Чен. — Это ж корейское блюдо, народное. Самое лучшее из всей еды — ну, когда берут пса лишнего и растят его потом. В убой…

— Зачем в убой? — спросил Аверьян. — В какой убой, в армию, что ли? В резерв?

— Почему в армию? — успокоил бригаду Чен. — В армии своя кормежка есть. А это как для праздника, ну, как деликатес вроде. Вот смотри… — Он подошел к пульту управления, убрал в сторону схему электрических маркировок, забытую наладчиками, и поставил ладонь вертикально на ребро. — Во-первых, не кормят их, кого в убой, неделю почти и пить тоже не дают, чтоб внутренняя кишка совсем очистилась, ну, от говна там разного и вообще. — Он передвинул ладонь чуть правее и поставил ребро по новой. — Потом пить дают много, до отвала, одной воды. Потом она проссытся до конца, и уже кишка тогда станет чистой окончательно и помытой вроде как изнутри. — Он еще подвинул руку и пристукнул ей для пущей убедительности. — Теперь смотри: дают жрать много, кашу грешневую запаривают и мешают со всякой приправой, ну, там острое разное, корейское в основном. А потом, как обычно — лук, чесночок, по вкусу. И дают… — Больше продвигаться Ченовой ладони было некуда, поверхность пульта закончилась, и тогда он стукнул ребром по старому месту, откуда начал объяснять. — Теперь снова смотри: она все сжирает без остатка, потому что наголодалась, и набивает сама себя, кишку в смысле, изнутри, уже чистую. И вот тут, сразу после, пока переварка не пошла, ее в расход пускают, в убой. И всегда по-одинаковому: берут за ноги задние — и головой об стенку. Или об дерево, чтоб наверняка, потому что об стенку — по косой получается и не убить можно тогда. А об дерево — всегда убивается. — Подсобник перевел дух и завершил деликатесное повествование. — Ну а потом все как обычно — разделывают: мясо — на жаркое или рагу, кто как, а колбасу кишковую — пекут и едят, кишка-то сырая была потому что… Вот! — Он по очереди победно посмотрел на бугра, Аверьяна и притихшего Апреля и поставил завершающий в этом деле аккорд — рубанул ладонью прямо в середину пульта. Пришлось как раз по красной кнопке аварийного отключения систем, включая автоматику на трехфазный ввод, силовой, тот, что с фидера.

Вмиг стало темно и тихо. Вырубилось все, что было живого, в смысле — под внешней запиткой. Разом вырубились движки, перестали равномерно-успокаивающе гудеть трансформаторы, затихли магнитные усилители, погасли, остывая, тэны в калорифере, и умолк вентилятор. В тишине раздался голос бугра: