Григорий Ряжский: Портмоне из элефанта : сборник

…А думаю, что права Евушка-то, пора мне с больших пожаров соскакивать, на малые переходить, по пенсионному варианту жизнь обустраивать. То-то она в кадрах управления пошепталась по старой памяти, да и вышептала мне работенку непыльную. Это уже после, как меня честь по чести проводили, с наручными часами от управления пожарной охраны и еще одной почетной грамотой за бесперебойность и верность службы в одном подразделении. А дальше трудиться в театр подсказали, что на Маяковской площади располагается. Там, разъяснили, за сценой работа, по пожарной безопасности и дымно-огневому контролю над процессом деятельности театральных постановок. Чтоб все было в согласии с нормами противопожарных правил: песок, огнетушители, курить на сцене, и все прочее. Одним словом — все, что может вызвать горючую опасность в области искусства. А главное дело, пенсию сохраняют на 100 % при этой работе, так-то. Ну а кто откажется, раз такие дела подвернулись, спасибо жене моей Еве. В общем, вышел я на закулисный свой пост в 79-м. А как вышел, так в тот день чуть не рухнул, там же, на основном рабочем месте, рядом с занавесью театральной, с другой от нее стороны. Постановка вечером началась когда, я у себя бдил, потому что предупредили, что курящие сцены будут, так что, Василий, вступай в должность прямо с сегодня. А курить-то по ходу представления на сцену вышел не кто-нибудь, а сам он, Буль вышел, Юрий Зиновьевич, Юрик наш, лейтенантик артиллерийский, крестник мой по ранению ноги. Я, честно скажу, хотел прямо тогда на сцену кинуться к нему, обхватить от чувства и сжать от радости. Не кинулся, конечно, но подумал на мокром глазу, что вот, мол, как свиделись с боевым командиром, вот как судьба завела в одном месте трудовую жизнь продолжать. И так сердце мое затукало, так в середине туловища занозилось что-то — я даже про должность свою на тот промежуток забыл, что за папиросами надо глядеть, какие у актеров уже были раскурены, потому что, я-то знаю, если полыхнет, то всегда в самый нелицеприятный момент подпадет, когда и думать никто про это не предусматривает, а потом только головешки, хорошо, если без жертв при пожаре. А Юрий Зиновьич свою часть отговорил на сцене и прямехонько в мое направление на выход двинулся, а на его место с моей же стороны новые зашли, действие продолжать. Он со сцены-то вышел, в продолжении еще игровой задумчивости, посмотрел на меня между делом, не сказал ничего, а только руку с папиросой мне протянул навстречу — на, мол, чего глядишь-то, принимай источник огневой опасности да гаси, где сам знаешь, я пойду на следующее переодевание. Я рот приоткрыл, сам гляжу на командира, глаз оторвать не смею и ничего не отвечаю. Тогда он посмотрел вокруг, куда кинуть окурок, но ничего не нашел, а просто вставил мне его меж пальцев, кивнул, как мне показалось, без всякого выражения, и к себе пошел, в гримерку ихнюю. Он пошел, а я с окурком тем стоять так и остался. А когда он к другому выходу своему вернулся, опять до антракта, то снова поглядел на меня и кивнул улыбчиво, но не больше. И потом в тот день я его не видал, если не считать выступления в спектакле. Входил он после с другой стороны действия, а после поклонов тоже быстро покинул. Ну а вечером я понял все. Наверное, догадался я, он все про меня вызнал, что в предателях я числился, через СМЕРШ прошел и отсидел девять лет за измену родине. Теперь, конечно, на это все уже не так люди смотрят, знают, что были у политики партии злоупотребления на тот момент, когда у руля стоял Сталин, но все ж осадок нехороший у многих есть, не может такого осадка не быть, особенно у тех, кто воевал на передовой и не сдавался, как бы ни повернулось. А я ведь точно знал, что таких тоже было немало, не как я. И что? Иди теперь, доказывай: я, мол, товарищ лейтенант, в контузии был, не мог себя сам уничтожить, чтобы к врагу в плен не ходить, и оказать сопротивление тоже не мог. Да? А Буль мне скажет в ответ, народный любимец: а на такой случай, голубчик, гранату должон был иметь, чтоб чеку выдернуть в любой момент и врагу не достаться, и расчет наш артиллерийский под позор не подводить, а то и весь полк. Так-то, брат, Шебалдин Василий.

Так мы шестнадцать лет в одном театре с ним и прослужили по разные стороны от кулис. Не могу сказать, чтоб он догадку свою на мне вымещал все время. Бывало, улыбнется даже или же кивнет в меня со стороны, спичку попросит — тоже не раз было, ну и всякое разное за столько-то лет. А я иногда тоже себе что-другое позволить мог, например, вдогонку ему порой скажешь, особенно после тяжелых сцен с трагическим драматизмом — вам бы шпалы гнуть, Юрий Зиновьич, или молотобойца сыграть где. А он только в ответ спиной усмехнется, но видно, что по-доброму, без обид и двойного осмысления.