Элис Манро: Случай

Она могла бы постоять здесь, пока поезд не тронется, но сколько же придется стоять? А если кому-то очень надо будет в туалет? Она решила, что единственный выход — это опустить крышку и выйти.

Она вернулась на свое место. Наискосок от нее ребенок четырех-пяти лет чирикал карандашом по раскраске. Его мама заговорила с Джулиет о бесплатном кофе.

— Может быть он и бесплатный, но, кажется, идти за ним надо самой, — сказала она.

— Вы не приглядите за мальчиком, пока я схожу?

— Я не хочу оставаться с ней, — сказал мальчик, не поднимая головы.

— Я схожу, — предложила Джулиет, но в этот момент в вагон вошел официант с кофейным столиком.

— Ну вот! Зря жаловалась, — сказала женщина. — Вы слышали, это было человеческое тело!

Джулиет покачала головой.

— На нем даже не было пальто. Кто-то видел, как он вышел из поезда и пошел вперед. Но никто даже не подумал, что он собирается сделать. Он, наверно, специально зашел за поворот, чтобы машинист не смог его сразу заметить.

Мужчина, сидевший на несколько рядов впереди женщины, сообщил:

— Вот они возвращаются.

Несколько человек со стороны Джулиет встали, чтобы посмотреть. Малыш тоже встал и прижался к стеклу. Мама велела ему сесть обратно.

— Раскрашивай дальше. Смотри, что ты наделал! Везде за контур выходит.

— Не могу смотреть на это, — объяснила она Джулиет. — Не выношу такого.

Джулиет встала и посмотрела. Она увидела, как несколько человек идут к станции.

Некоторые сняли свои пальто и накрыли носилки, которые несли двое мужчин.

— Ничего не видно, — сказал мужчина женщине, которая не встала. — Они его накрыли.

Не все люди, шедшие с опущенными головами, были железнодорожными рабочими. Джулиет узнала мужчину, который сидел напротив нее в смотровом вагоне.

Минут через десять-пятнадцать поезд тронулся. За поворотом крови не было. Но виднелась вытоптанная площадка, а рядом снежная горка. Мужчина, сидевший сзади, снова встал.

— Думаю, здесь все и случилось, — сказал он.

Он постоял еще немного на случай, если сможет еще что-нибудь увидеть, потом снова сел.

Поезд, вместо того, чтобы нагонять упущенное время, казалось, шел еще медленнее, чем прежде, как будто в знак скорби или из предосторожности, что еще что-то может лежать на рельсах за следующим поворотом. Главный официант прошел по вагону, объявляя, что обед для первой очереди пассажиров подан. Мама с мальчиком встали и пошли за ним. За ними потянулась цепочка других пассажиров, и Джулиет услышала, как проходящая мимо женщина спросила:

— Правда?

Другая женщина, с которой та разговаривала, тихо ответила:

— Так она сказала. Полно крови. Наверно брызнуло, когда поезд проезжал то место.

— Ой, не рассказывай.

Немного позже, когда цепочка пассажиров стала редеть, и желающие пообедать пораньше уже сидели за столами, по вагону прошел мужчина, тот самый, который сидел с ней в смотровом вагоне, и которого она видела рядом с носилками около поезда.

Джулиет встала и быстро пошла за ним. В темном холодном переходе между вагонами, как раз в тот момент, когда он толкал тяжелую дверь в следующий вагон, она сказала:

— Простите. Я хочу спросить у вас.

В тамбуре было шумно, тяжелые колеса стучали по рельсам.

— Что такое?

— Вы врач? Вы видели того человека, который?..

— Я не врач. В этом поезде нет врача. Но у меня есть кое-какой медицинский опыт.

— Сколько ему было лет?

Мужчина посмотрел на нее терпеливо, но с некоторым неудовольствием.

— Трудно сказать. Не молодой.

— На нем была голубая рубашка? У него были светло-коричневые крашеные волосы?

Он покачал головой, не отвечая на вопрос, а отказываясь отвечать.

— Вы его знали? — спросил он. — Вы должны сказать кондуктору, кто это.

— Я не знала его.

— Прошу прощения, — он толкнул дверь и вышел.

Ну конечно. Он подумал, что ею, как и многими другими, движет отвратительное любопытство.

Полно крови. Вот что, к вашему сведению, отвратительно.

Она никому не могла рассказать об этой путанице, об этой отвратительной шутке. Люди посчитали бы ее ужасно грубой и бессердечной, если бы она заговорила об этом. А размозженное тело самоубийцы, замешанное в этой ошибке, вряд ли показалось бы им более грязным и страшным, чем ее собственная кровь.

«Никогда никому не расскажу об этом!» (На самом деле, потом она рассказала обо всем одной женщине по имени Криста, женщине, даже имени которой она пока еще не знала.)

Но ей очень захотелось с кем-то поделиться. Она открыла блокнот, и на разлинованном листке начала писать письмо родителям.