Юрий Власов - Стужа

Женщина постанывает, вся обращаясь в новую ласку. Это настолько неожиданно, невозможно, неведомо и настолько обжигающе блаженно — тягучее чувство, от которого пресекается дыхание.

Отпадаю на бок, но слит с нею так же прочно — и нежу груди: давлю лбом, щеками, захватываю губами (кожа молодо-упруга… и солоновата). Мну губами, целую соски. Они твердеют и, крупнея, вытягиваются. Я не разряжаюсь в главной страсти, сдерживаю себя, стараясь прежде всего доставить наслаждение ей — как можно больше наслаждения ей. Это невозможно трудно — и все же я сдерживаюсь. Когда я совсем близок к потере власти над собой, я изгибаюсь и зубами прикасаюсь то к шее, то плечам, то рукам — это выходит само собой.

Женщина стонет, а я откидываюсь: память мгновенно запечатлевает угольную черноту неба, распахнутость неба, дрожание бесчисленных звезд, изменчивость багрового горизонта… В губах множество слов — и все в благодарность. Моя молитва.

И в ответ ее шепот — все первородство и нагота слов… но как же они прекрасны!

Страсть жгуче ворочается во мне.

Я крою ее лицо, шею, плечи губами. Как нежна ее кожа! На ладони округлый женский крестец.

Она настойчивыми осторожными движениями принимает меня. Все мое существо обращается к этому действию. Меня нет. Есть одно страстное желание заполнить лоно, и с каждым ничтожным движением меня захлестывает это ощущение. Исступленность желания, лихорадка нетерпения, скачущая торопливость невысказанных слов и невероятная воспаленность кожи, великий жар моего тела — и тут же предельная чуткость, бережность, страстное желание растворить ее в ласках. Я теряю физическую определенность, меня нет — есть лишь один исход нежности, нежность и грохот моего сердца… И еще — бред наших слов, неимоверно горячее сцепление самых сокровенных слов и стон, стон… Этот огромнейший мир!

И тут же я проникаюсь непреодолимой необходимостью движения и становлюсь им. Я гибок и неутомим, мне кажется — много рук. Мне мало, мало ее, и я не перестаю неистово ласкать…

Она тоже — уже вся движение.

И уже одно чувство связывает нас.

Я по-звериному чуток, слышу всю ее, — и тут же отвечаю. На малейшее движение, стон — отвечаю…

Бессвязная нагота ее слов и призывов опаляют.

Ее движения учащаются, как и дыхание. Голова ее мечется по брезенту, вздыбливая в лицо волосы. Я задыхаюсь, уворачиваюсь. Она исступленно, бешено прижимается. Крепость объятий ошеломляет. Судороги напряжений следуют одна за другой — один мощный нарастающий перекат страсти. Тело пружинит могуче и неукротимо. Откуда такая сила? Кажется, она готова умереть, но предельно испить ласку. Дыхание срывается на стон, и вдруг вся натянутость ее тела рушится. Она вскрикивает и опадает в мои руки почти без дыхания, без движения, исторгая наслаждение. Но я сдерживаюсь. Я рядом с мучительной истомой, но сдерживаюсь. Инстинкт сдерживает волю чувств. Я не смею отказывать женщине в предельной ласке — и столько, сколько она жаждет ее. Инстинкт мужчины, несмотря на всю пыточность этого сдерживания, навязывает свое поведение. Я замираю, давая ей передышку, даже не передышку, а возможность справиться со всем шквалом чувств. Она исторгает их с такой силой — мне кажется, я вот-вот вырвусь из своей земной оболочки, все покровы мои спадут, а я вырвусь. Женское тело содрогается подо мной… Свет и счастье омывают мою грудь.

Ей, наверное, трудно дышать. Я подсовываю руки под лопатки. Но я не только упираюсь, я исступленно прижимаю ее к себе. Она в кольце моих рук. И все это — лишь мгновенная заминка. И я уже ощущаю под собой беспомощный, но упругий перекат грудей в новом ритме движений. Да разве ритме? Намученный самоограничением, я жадно, беспорядочно владею ей. Мотаю головой, проваливаюсь в омут чувств.

Она вскидывает бедра — и я ощущаю нежные и горячие слияния. Her, не существуют ласки интимней и глубже. Они преобразуют меня лишь в одну страсть движений. Коленями и руками я вывешиваю свою тяжесть. Мне все доступно в ней — и, теряя себя, размываясь стремительной слабостью в ногах, ярко разгорающемся огне наслаждения, я все же не даю животным страстям воли. Я оберегаю доверчивость и открытость женщины — ни в чем не причинять боли. Мне удается освободить руку и, не ослабевая глубинной ласки, я покрываю ладонью грудь, чуть отвалясь на бок.

А после — нарастающий трепет тела, такие упругие, напористые движения. Я усмиряю их силой и страстью. Я велик и громоздок, как можно быть громоздким в сто килограммов одних мышц, — и, однако, чувствую, как неукротима женщина…