Владимир Колганов - Лулу

— Напрасно ты на себя так наговариваешь. Ты совсем еще ничего. Наверное, девицы на тебя заглядываются?

Эх! Мне бы только дождаться, когда ты на меня так поглядишь. А то все — папа, папа…

Нет, надо раз и навсегда с этими настроениями заканчивать! По существу, происходит нечто вроде самопроизвольного раздвоения — одна половина моего «я» мечтает залезть девчонке под подол, ну а другая, само собой, стоит на страже нравственности. При этом ежу ясно, что не может так вечно продолжаться — либо одна другую обязана вызвать на дуэль, либо та, другая даст этой кулаком в лоб, и все так или иначе кончится. Если судить по моим ощущениям, именно к этому идет.

Впрочем, случилось как-то мне присутствовать при подобном «раздвоении», которое происходило буквально на моих глазах. Сидели мы с приятелем-актером в ресторане «Дом актера». Близилась полночь, публика постепенно расходилась, официанты убирали со столов, даже верхний свет в залах уже погасили, включенными оставались только несколько светильников на стенах. И вдруг, когда в ресторане оставалось всего-то с десяток человек, по ковровой дорожке, минуя ошеломленного швейцара, входит он. Весь такой холеный, замшевый, будто только что с витрины магазина, и словно бы идет… да нет, парит он над толпой, то есть над той самой ковровой дорожкой, по которой звезды поднимаются на подиум Каннского кинофестиваля. Тут же возникает суета, спешно сдвигаются столы, и вот, неспешно попивая кофеек, мэтр, окруженный затаившими дыхание почитателями своего таланта, начинает рассказ о новом фильме. Честно признаюсь, что после первых двух его творений я бы и сам мэтра на руках носил, если бы такая возможность у меня имелась. Но тут я оказался, прямо скажем, не у дел, поскольку рядом с ним расположилась некая популярная в то время эстрадная певица. Да что популярная — вылитая Софи Лорен, это если судить по уникальным формам! Впрочем, и личико было очень даже ничего. Сидим мы, слушаем про историю любви под музыку какого-то романса, и все не сводим с мэтра глаз. А та, что вылитая Софи, так просто обеими руками в него вцепилась, и впечатление такое, что вот еще немного — и… Тут наша Софи глянула в окно, разжала пальцы и, извинившись, устремилась к выходу. Должен признаться, что с этого момента я на рассказчика даже не глядел, не говоря уже о том, что ничегошеньки из того, что он наговорил, уже не помню — фильм-то потом получился так себе. А с улицы тем временем доносился визг тормозов, сигналили автомашины — это Софи перебегала улицу. Там, у тротуара на противоположной стороне стоял маленький, невзрачный такой автомобильчик, то ли «москвич» первого выпуска, то ли «запорожец». Как потом коротко объяснила нам Софи, муж звал ее домой. Так вот, тело и впрямь рвалось к нему, но сердце певицы в эту ночь должно было принадлежать другому. Где-то примерно через час мэтр закончил свой рассказ, при этом певице пришлось еще пару раз выбегать на улицу, ну и в итоге… в итоге одна половина ее «я» вместе с телом Софи Лорен все же отправилась туда, где ей и надлежало быть согласно желанию супруга. А вот душа… Да кто ее разберет, эту таинственную женскую душу?

— А вот что бы ты на ее месте сделала?

Лулу подпирает очаровательную головку кулачком и некоторое время раздумывает. А затем выдает мне вот такое:

— Не надо ей было шляться по кабакам. А уж бегать через дорогу туда-сюда — это и вовсе напрасное занятие.

И то верно. Я и не подозревал, что у Лулу такой рациональный склад ума — видимо, вся в мать, а не в меня. Но все же интересно, как бы она в подобном случае поступила?

— Ну, если бы в том «запорожце» сидел ты…

Лулу смотрит на меня и улыбается. А я, честно говоря, даже и не знаю, как мне это понимать и что она под этим «ты» подразумевает — то ли просто водителя, то ли любовника, то ли отца. Эх, почему я в свое время так и не решился стать художником? Может, и обо мне бы сейчас так говорили — «мэтр». Да и заехал бы я за Лулу уж точно если не на «кадиллаке», так на «опеле».

Знаю я, о чем вы сейчас думаете. Вот, мол, старый дурень чуть ли не грезит наяву и воображает себе невесть что — и про девчонку, и про свой якобы загубленный талант. Потом скажет, что вот власть перед ним оказывается виновата, мол, что-то там не позволила, где-то помешала, бульдозером прошлась по его картинам… Да нет, картины вон они, висят. Во всяком случае, те, что были написаны когда-то. Ну а уж ненаписанное — теперь это не вернешь. Я о том времени, что минуло безвозвратно. И если еще оправданий поискать, то несомненно вот что — врожденная осмотрительность сработала.