Владимир Колганов - Лулу

— А ну-ка, раздевайся и на стол!

— Веня, может быть, не надо? — взмолился я, уже снимая пижамные штаны и тем самым демонстрируя свою готовность положить последние остатки целомудрия на алтарь научного прогресса.

Но Веня был неумолим:

— Голубчик, что за мерзкая привычка то и дело манкировать служебными обязанностями. Откуда в вас столько тупого, я бы сказал, напыщенного эгоизма? Нельзя же так настойчиво скрывать то, что у вас внутри. Впрочем, сейчас мы и посмотрим, надо же определить, что там у нас произошло, и как следует усовершенствовать мою методу. — С этими словами Веня взял со стола огромный никелированный тесак и, напевая свою любимую арию из оперы «Псковитянка», стал примериваться, откуда ему удобнее было бы начать.

— Веник, дорогой, тебе помочь? — Писклявый голос незабвенной Лели раздался из звуковой колонки компьютера, а пышущее неженской ненавистью лицо внезапно возникло на дисплее. — Веник, у меня же есть богатый жизненный опыт. Я всегда прежде исполняла обязанности операционной сестры, когда ты бывал немного пьян и требовались услуги ассистента.

— Спасибо, голубушка! Помогать мне нет нужды, поскольку Вовчик по гроб жизни мне обязан, так что никуда не денется. А впрочем, подержи-ка его за ноги, чтобы не брыкался.

Из дисплея внезапно появились две огромные волосатые ручищи и, схватив меня за щиколотки, намертво прижали их к столу! И откуда только у виртуальных баб такая силища берется, когда требуется надругаться над мужским достоинством?

Веня тем временем все никак не мог выбрать место на моем животе, где следовало бы начать, и потому ходил вокруг стола кругами, напевая и бормоча себе под нос:

— От пупка иль от мошонки… от мошонки до пупка ль… — И наконец, отчаявшись найти точку приложения тесака, бросил его на пол: — Нет, ну вы только подумайте, до чего же довели страну!

Господи! Да от кого я это слышу!..

Только теперь я понял, для чего Веня отмазал меня от суда. Нет, с ними мне не по пути — уж это точно! Мало того что собираются принудительно прочищать мои мозги — а для чего еще нужны эти их черви-зонды? — так еще и разрежут, выпотрошат, а потом на меня же все свои неудачи спишут, как на какого-нибудь безмозглого холопа. Скажут, мол, народ до понимания того, в чем его безмерное счастье заключается, так и не дорос. Так и не оценил предложенную ему кучу всяческих свобод и клятвенное обещание повсеместного обжорства. Да лопайте вы сами, если уж на то пошло! Только желательно, чтобы где-нибудь подальше от меня. По крайней мере, тогда настал бы конец моим мытарствам и Вениным манипуляциям над моим несчастным пузом.

Был бы он и в самом деле лекарем, то есть было бы у него намерение и возможность вылечить меня, я б еще, наверное, подумал. Но в нынешних, весьма прискорбных обстоятельствах мне ничего другого не оставалось, как выбрать самый радикальный путь. И вот, пока Веня в поисках то ли подходящего инструмента, то ли источника для пополнения моральных сил бродил по комнате, задумчиво что-то теребя в затылке, я изловчился, пнул волосатую ассистентку ногами в грудь, которая потными сиськами маячила на дисплее, свалился со стола на пол и недолго думая встал на четвереньки и пустился наутек. А там уж, с ходу протаранив дверь, скатился вниз по лестнице до самого выхода из дома.

Глухая ночь раскрыла мне свои объятия. А кусты жасмина под окном позволили соорудить нечто вроде юбочки — ну не идти же до дома голышом!

А вот интересно, почему? Почему ее имя упорно вызывает у меня воспоминание о набоковской Лолите? И дело даже не в схожести имен, но просто-напросто не покидает ощущение, будто кто-то настойчиво, исподволь подталкивает меня к тому, от чего я даже мысленно теперь пытаюсь отстраниться. Однако же этот некто продолжает мне твердить, мол, почему бы не попробовать? Ну что особенного ты при этом потеряешь? Да, конечно, вроде бы и ничего. Разве что уважение к самому себе, если малая толика его еще где-нибудь осталась. С другой стороны явное несовпадение обстоятельств заключается в том, что Лулу уже вовсе не подросток, если верить хотя бы моим собственным глазам, которые то и дело упираются в довольно соблазнительные изгибы девичьей фигуры. Но вот опять же, если окажется, что я ее отец, то для меня она всего-навсего любимый, или позабытый, или отвергнутый, но все же обязательно — ребенок! И это при всем при том, что выпало на ее долю за последние дни.