Патрик Несс - Жена журавля

Как будто здесь вообще никто никогда не жил.

Дверей в гостиной было две: одна, приоткрытая, вела в идеально прибранный туалет, другая, плотно запертая, явно в спальню, которая, по идее, могла бы служить мастерской, поскольку больше никаких помещений в квартирке не предполагалось. Меж дверей висело узкое зеркало, и Джордж увидел там свое отражение, но с трудом понял, что этот свирепый оскал исказил его собственное лицо. Даже глаза выглядели странно, и он приблизился, чтобы вглядеться…

Вдруг в спальне кто-то вздохнул.

Он подошел к двери и прислушался, но оттуда больше не доносилось ни звука. Хотел снова позвать ее, но разве она не слышала его до сих пор? Он оглянулся и вновь увидел тесный коридор. А почему, собственно, входная дверь оказалась открытой?

Страх обуял его. Неужели что-то случилось? Уж не поэтому ли Рэйчел выглядела так стра…

Он ухватился за дверную ручку, повернул ее, ворвался в спальню — и…

И вот она перед ним.

Она сидит за мольбертом, на котором последняя табличка. Он видит перья, собранные и рассеянные по черному прямоугольнику. Работа еще не закончена, он видит это даже на первый взгляд, еще слишком много мест, которые нуждаются в завершении, пустого пространства, которое нужно заполнить.

Он почти не заходит в комнату, только чувствует эту белую пустоту, в которой нет ничего, кроме нее и мольберта, хотя как такое возможно?

Но то, что он видит в ней, тоже никак невозможно.

На ней — халат из тонкого светло-розового шелка с фиолетовыми краями и широкими рукавами. Халат распахнут, она отбросила его до локтей, обнажив половину спины. Под халатом нет ничего, и, когда она поворачивается к Джорджу, ее пальцы прижаты к груди.

Из которой она выдергивает перья.

Потому что она никакая не Кумико, она — огромная белая птица, которая выдергивает из себя очередное перо, чтобы добавить его к другим, уже рассеянным по табличке на мольберте. Но это перо она не может никуда пристроить, словно не знает, как закончить то, с чего начала.

Он видит на ее коже раны от выдернутых перьев, видит, как подрагивают от боли ее длинные изящные пальцы — ее длинный изящный клюв — ее длинные изящные пальцы…

На самом кончике пера — красная капелька крови, полная силы и таланта, полная жизни и смерти.

Джордж смотрит в светло-карие глаза Кумико — ее золотистые глаза — ее светло-карие глаза. Он видит там удивление и испуг, видит, как она вся дрожит от осознания его присутствия здесь.

Но отчетливее всего он видит скорбь — такую бездонную, что едва не падает с ног.

Он понимает — мгновенно, — что не должен этого видеть.

Он понимает — моментально, что все обошлось бы и что будущее само позаботилось бы о себе, если б он сюда не пришел.

Он понимает — немедленно, что теперь остается лишь дождаться конца.

Он проснулся на маленьком безымянном диванчике в маленькой безымянной гостиной Кумико. Она стояла перед ним, и халатик уже покрывал ее плечи, но был распахнут так, что было видно ее голую грудь.

Конечно же гладкую. И безо всяких перьев.

— Джордж? — спросила она. — Как ты себя чувствуешь?

Он посмотрел ей в глаза — и увидел там все то же понимание, все ту же тайну, которая так заставляла его желать оказаться там, где он мог бы смотреть на нее бесконечно.

— Что случилось? — пробормотал он.

— У тебя жар, — сказала она, приложив ладонь к его лбу. — И очень сильный. Ты ввалился ко мне в спальню и выглядел при этом ужасно, Джордж. Я испугалась и чуть не вызвала врача. Выпей вот это.

Он взял у нее из рук стакан воды, но пить не стал.

— Что я увидел?

Похоже, она смутилась.

— Я не знаю, что ты увидел. — Она запахнула халат поплотнее. — Но это тебя, кажется, здорово потрясло.

— Что здесь делала Рэйчел?

— Кто?

— Я видел, как она выходила из подъезда. Только что. Я видел… — Он запнулся уже в неуверенности.

Кумико нахмурилась:

— Это большое здание, Джордж. Куча людей входит сюда и выходит отсюда. Днем ко мне и правда заходила старая знакомая, но я тебя уверяю — та женщина ею быть никак не могла.

«Та женщина» было сказано так определенно, что Джорджа захлестнуло чувство вины, на фоне которого он даже не осмелился уточнять по поводу «старой знакомой», а просто сказал:

— Прости меня.

— За что? — спросила она.

Он сглотнул, ощутив, как пересохло в горле, и залпом выпил воду из стакана. Возможно, она права и все дело в проклятой лихорадке. Он никак не мог увидеть того, что ему померещилось в спальне. Так, может, и Рэйчел ему привиделась?