Михаил Сергеев - Последний мужчина

— Я что-то такое припоминаю, — друг воспользовался паузой, — слышал однажды… да, увлёкся ты чёрт-те чем. Вот скажи, кому в голову придёт почитать мнение церкви по такому вопросу? Хотя когда год назад ты рассказал, как прочитал «Фауста» в прозе… четыреста страниц вроде?

— Да, и девятьсот сносок с пояснениями. Соколовского. Поэтический перевод, а у нас он обычно укладывается в гораздо меньшее, хочешь не хочешь, искажает авторство. И суть и мысль. Мы уже читаем поэму переводчика по таланту и способностям. Пусть даже поэта. Между его взглядом и замыслом автора — пропасть. А вот дословный — другое дело.

— Ты ещё говорил: хочу точно понять, что чувствовал и хотел нам передать Гёте.

— Да ладно. Дела давно минувших дней. Ведь никто не может оценить его как поэта. Кроме немцев. Как и Пушкина кроме нас. А вот как философа и драматурга… Кстати, с последним там из рук вон плохо. А вообще, книга для власть имущих. Никто не помнит плохого, сделанного в жизни. Хотя таких дел — горы, просто стараются вычеркнуть из памяти. И почти каждому удаётся.

— Не… Ты ещё тот перец! А эта книжонка, полемика вокруг второй жизни, как она связана с тем, что ты рассказывал вчера? Здесь же другое!

— Во-первых, я рад, что ты не очень удивился. Ценное качество не падать в обморок и не считать собеседника чокнутым. И редкое. А связано это так.

Сергей остановился у скамейки, на которой сидела в одиночестве старушка. Неожиданно та подняла голову, и глаза их встретились. Сергей обомлел. Посреди её лба свисала прядь седых волос, перевязанная красной ленточкой. «Не может быть», — мелькнуло в голове. Он быстро отвёл взгляд. На пруду по-прежнему селезень, громко возмущаясь, гонял непослушного отпрыска. Сергей резко оглянулся. Скамейка была пуста. «Нет, об этом Новосёлову говорить не надо. Будет слишком, — подумал он, — рановато».

— Что ты уставился? Она покрашена — сесть нельзя. Давай пройдём дальше, вон к тем клумбам, если хочешь отдохнуть. Хотя я не устал, — голос друга звучал бодро.

— На этой аллее я много раз встречал Казакова.

— Михаила? Актёра? …Живого?

— Не только. Но не актёра. Его роли вовсе не то, что он оставил людям.

Новосёлов странно посмотрел на него. Сергей смутился, но тут же, вдохнув весеннего воздуха и улыбнувшись, предложил:

— Слушай, а как насчёт обеда? Дома борщ, немереное количество сметаны и отличная водочка. — Было видно, что он рад не озвученной перспективе, а неожиданно удачному разрешению ситуации.

— И перманентно недовольная Вера Петровна, — добавил Новосёлов.

— Ты не прав. Её недовольство всегда обосновано. И только изредка беспричинно.

— Ладно, пошли, — согласился тот. — Не станет же колом от этого рюмка.

— Только пятая. Она и есть обоснованность недовольства.

Оба расхохотались. Полусонные прохожие, что чередой растворялись до этого в глубине аллей, с удивлением оглянулись на пару моложавых мужчин, завидуя их хорошему настроению. В этот чудный майский день всё было далеко не так, как им показалось.

— Послушай, водку нужно пить обязательно в галстуке, — серьёзно сказал Сергей и, открыв шкаф, протянул один из них другу. — Это коньяк допускает послабления.

— Ты полагаешь? — повязывая галстук и явно соглашаясь с ним, произнёс Новосёлов.

— Совершенно иной вкус. Вот увидишь.

Они направились к столу.

— Ну, ни пампушки к борщу, ни обёрнутого черемшой сала вам не обломится. А вот селёдку с холодной картошкой и много мяса гарантирую. Всё на столе, сметану положишь сам, — верная своему стилю, произнесла жена и направилась в соседнюю комнату.

— Вера, а ты не разделишь с нами… — слова Новосёлова прозвучали уже вдогонку.

— Увольте.

— Княгиня ответила отказом. Ты что, не знаешь, Вера Петровна не любит присутствовать на действе. Она появляется только в антракте. И не терпит гостей, кроме Светы с Ленкой да, пожалуй, тебя.

— Княгиня?

— А ты посмотри на её внешность. Как такие могли оказаться в Сибири? Точно из «бывших». В Америке принимают за стопроцентную американку, в Германии — за немку. А речь? А манера не торопиться никогда и ни в чём? По жизни. Умение терпеть и стерпеть все, в том числе меня, что сразу на золотую звезду «героя» тянет. Как пить дать из сосланных. Пожалуй, одну такую же ещё знаю — с Маршала Жукова. Это мы — потомки Чингисхана, арап твою мать!

Оба снова расхохотались. Сергей отодвинул два стула: — Вообще-то для идиллии не хватает дождя за окном. Не сильного, но обязательно продолжительного дождя. Знаешь, так мерно барабанит. Мерно и долго. Хорошо думается при этом.