Михаил Сергеев - Последний мужчина

Фонтанов же становилось всё больше и больше, и однажды оказалось, что вся набережная застроена ими. Но воды на все творения «отцов» стало не хватать, и наконец она иссякла совсем. Никто из них не догадывался строить водопроводы. Все увлекались одним и тем же — грёзами о своём месте в истории. Даже с курьёзами. Один из подданных, кладовка для хранения картин которого показалась слишком ему мала, быстро сообразил, что, подарив портреты градоначальников городу, получит галерею у самого Кремля. И провернул это. К арт-гараж-балетам добавился ещё один способ. Все бросились вслед… но остались ни с чем. Точнее, со своими кладовками. И никто не заметил, как грёзы о месте в истории ловко подменили местом на стенке. Или у стенки, или… впрочем, решать вам, дорогой читатель.

А вода всё убывала.

Успевшее разбогатеть окружение покинуло город, справедливо полагая — где теплее, там и родина. И они не лукавили, потому что думали так и раньше, когда вызвались послужить градоначальникам.

Картина была удручающей. Люди поняли, что стоит исчезнуть чему-то малому, незначительному в их жизни, как всё вокруг обнажит свое уродство, и они останутся беззащитными. Но это было единственное, что поняли они. Между тем городок утратил свою привлекательность и захирел. Фонтаны со временем разрушились, и набережная опустела. Жители обеднели. Пасмурные дни чередовались с унынием. Забрезжила так знакомая перспектива повторения. К тому же злые соседи стали подступать к ним с вопросами: куда подевалась вода?

Но однажды один из жителей, старый-престарый доктор, сказал им, что соседи вовсе не плохие, а плохи отцы города. Это были ужасные слова. Но люди, несмотря на выкрики интеллигенции, решили дослушать его до конца.

— Что же нам делать? — спросили они.

— Ответить на приглашение жить вместе.

— Да, но у них общий для всех народов градоначальник!

— Примите и его.

— Но нас пугали, что тогда заберут нашу воду!

— А разве вода была когда-то вашей? Вы ведь могли только смотреть на фонтаны. Зато помощникам их градоначальника, в отличие от наших, некуда, да и не на что бежать. Они такие же, как все. Разве это не главное для вас и ваших детей?

Все, кроме «освоивших» пару новых способов, резонно согласились, что в помощниках и была главная беда городка.

И вот началась новая жизнь. И радость с благополучием, утерянная когда-то, опять пришла на улицы Ялты, в домах перестали запирать двери, и все поняли то, о чём писали в пожелтевших письмах их прабабушки друг другу. И люди быстро-быстро забыли прошлую плохую жизнь. Что делало её несносной. Снова потекли годы писем друг другу, которые тоже начинали желтеть.

Но однажды в городке появился умный, необоснованно вальяжный человек, к сожалению, так и не окончивший православного университета, хотя сам, ограничивая себя тяготеющим присутствием на главных церковных службах, ни за что не согласился бы с подобным выводом. Зато слушал шептунов, верил астрологам и понимал толк в умении подать себя… слыл даже йогом. В общем, как бы менее личность, но увлечённый. Он-то и взялся исправлять забывчивость, посчитав, сколько воды пришлось бы на каждого, не делись они ею с соседями. А значит, и денег. И все в который раз задумались. Ведь хотелось жить ещё лучше. Иметь дома побольше, спать послаще и есть повкуснее. Но от кухонного шоу — уже поднадоевшего заработка и без того не бедных, но примелькавшихся лиц — слаще не спалось. Лишние же деньги манили. А как осуществить мечты — не знали. Да и доктор уже помер. Такое тоже случалось, а другого в подобных случаях никто никогда не мог найти. Потому что не было веры, и не только в удачный поиск. Люди потеряли её давным-давно. Как только увлеклись «кухней», чтобы послаще спать.

Тогда человек, обманув их заманчиво посчитанной водой, рассудил, что раз те помочь себе не в состоянии, пусть изберут его градоначальником, и он подумает за всех. Сами же говорили: прежний надоел. Люди так и поступили — слишком глубоко сидела в них привычка, чтобы за них кто-то думал. В храмы стали ходить, как положено, Пушкина же давно забыли, думая, что это название музея. И одиннадцатого августа в эстрадном зале на набережной, как обычно, пела самая несчастная женщина российской эстрады. Попросили лишь об одном — делить по справедливости. Он обещал улететь на Марс и ещё куда-нибудь… В задумчивости.

Ровно через год на набережной появился первый фонтан. Рядом с ним стоял первый полицейский. Приехал первый отдыхающий, а вездесущие японцы, щёлкающие камерами, стали вдруг выше ростом. Объяснений могло быть два: успехи в питании или просто успехи, но уже китайцев. Так что не всегда обман оборачивался катастрофой, этот урок, детям ещё предстояло выучить. Про полёты забылось само собой. Все началось заново, хотя перемены были налицо.