Таисия Рух - Приют для души

— Да меня сейчас все устраивает. Не взрослый, правда, и не сумасшедший. Был бы еще немного не такой религиозный и упертый, цены б ему не было.

— Послушай, пока вы друг друга переделать пытаетесь, время идет, и не тебе на пользу. Это понятно, что ты яркая, звезда, добрая и, по сути своей, идеальная. Конечно, он же спортсмен, чемпион, ему все лучшее надо. А ты рядом с ним, потому что он молодой и известный, свое самолюбие тешишь.

— И вообще все неправда, посмотри-ка, разложила по полочкам. Ты на мне свои психологические приемчики не отрабатывай! — она сопротивлялась, но понимала, что подруга все-таки права во многом.

— А при чем здесь психология? Посмотри правде в глаза. Конечно, ты изменилась рядом с ним, это тебе на пользу, спокойнее стала. Но ты же нечестно с ним поступаешь.

— Это еще почему? Я ему ничего не обещаю, я сказала, что ни ислам не приму, ни замуж не собираюсь.

— Ты сама прекрасно себя знаешь, захотела бы — объяснила бы так, чтобы понял. Или заведи себе кого-нибудь, найди себе мужика, он увидит и сам уйдет.

— Ты сейчас пошутила так? — она засмеялась. — А потом я одному в тюрьму передачки носить буду, а второму цветочки на могилку? Он же дагестанец, убьет еще кого-нибудь ненароком. Да и как я с ним так поступлю?!

— Хорошо, скажи мне, что тебя держит рядом с ним? — подруга вечно пыталась залезть глубоко в ее душу.

— Не знаю… — она задумалась, — он так смотрит на меня… и я знаю, что он никогда меня не предаст, я с ним чувствую себя спокойно и как маленький ребенок. Не знаю, не могу объяснить. Знаешь, была бы я двадцатилетней девчонкой, да еще его религии, я бы ни на минуту не задумалась, а сейчас… я, наверное, слишком взрослая, слишком много умею и видела в жизни, чтоб молодого пацана слушаться. Так сказать, оказалась не в том месте и не во время. Да и вообще, у меня же своя интересная жизнь, я бы хотела, чтобы он ее дополнил, а не менял — зачем мне это?

— Ну, вот видишь, как я тебе и сказала, ты только свое самолюбие тешишь. Но ты ни разу не упомянула о том, что ты его любишь, — подруга пытливо смотрела ей в глаза.

— Если бы я его не любила, я бы вышла за него замуж. И испортила бы ему жизнь.

— Почему ты не хочешь ислам принять?

Уж от подруги она никак не ожидала услышать этот вопрос.

На самом деле она не противилась исламу… В детстве, убегая от криков и вечных скандалов, она пережидала у соседей, когда дома все успокоятся. У соседей скандалов никогда не бывало, там всегда стояла какая-то умиротворяющая тишина, а дом был наполнен вкуснейшими запахами печенья и каких-то лепешек. Она завидовала соседским девчонкам, хотя они и не могли до ночи бегать с ней по улицам и им не разрешали одним, без взрослых, убегать со двора. Но зато они были какими-то спокойными, уверенными, что ли… И она проникалась этим спокойствием, когда садилась за стол с их семьей, когда она говорила вполголоса и ее всегда внимательно расспрашивали и советовали, для нее это было удивительно, но ей это нравилось. Мать девочек не ходила в платке, и одевалась даже ярко, а бабушка, наоборот, выходила на улицу закрыв все, кроме лица. Не понимая, почему она так одевается, она спросила своих подружек, и они рассказали, что они все мусульмане.

Видимо оттуда, из детства, сложился этот стереотип. У нее дома повсюду висели иконы, мать крестилась через слово, но было шумно и совсем не комфортно. У соседей икон не было, но было комфортно и спокойно. Позже она поняла, что все зависит от человека, но все же думала, что в исламе жить комфортнее. Да и первый муж, будучи атеистом, именно ислам считал правильной философией.

И вот теперь, когда она могла принять давно зреющее решение, она не решалась сделать последний шаг. Среди ее друзей и подруг было много мусульман, но большинство из них не ограничивали себя в стиле одежды, спокойно сидели в ресторанах и ночных клубах, вели бизнес… Она не раз говорила Хасану, что примет ислам, если он не будет таким жестким в суждениях. Она рассказывала ему о своих друзьях, чьи жены не ходили в платке, красили ногти и делали еще миллион вещей, которые он ей пытался запретить. У него всегда был один ответ: «Они могут делать, все, что хотят. Моя жена будет делать то, что я сочту нужным».

Она надеялась, что в нем говорит лишь юношеский максимализм, но ситуация лишь заходила в тупик, и ей было горько от мысли, что если завтра она примет ислам, то все равно не сможет остаться рядом с ним.

Но, конечно, больше всего ее останавливали мысли о его матери. Они никогда не видели друг друга, но она пыталась представить себя на месте матери. Она бы не смогла принять для своего сына взрослую, избалованную жизнью, с туманным будущим в отношении детей… Она видела все на несколько лет вперед и в этом будущем не находила себе места.