Вячеслав Кабанов - Всё тот же сон

В общем, придумал я книгу:

ЧЕТЫРЕ ФРАНЦУЗА О СТРАННОСТЯХ ЛЮБВИ

Начать хотел так.

Один француз сказал однажды русскому, гостившему в Париже:

— Mon vieux, за тысячу лет нашей истории мы сделали женщину, обед и книгу. В этом нам никто не откажет…

Это не был великий француз. Он торговал подержанными автомобилями и меньше всего думал о величии нации. Зато и выразил её мировую роль. Просто у французов до недавнего времени так было принято: каждый из них в течение жизни произносил хотя бы одну гениальную фразу. В XVIII веке, правда, Франсуа де Ларошфуко записал свои «Максимы» и чуть было не лишил французов любимой их привилегии. Смятение, однако, было недолгим. Оказалось, что в воздухе Франции, даже после пролёта Ларошфуко, продолжают витать великие фразы. Их с избытком хватило на два последующих века, и кое-что осталось на наш двадцатый.

Так мы о чём? О любви. Согласимся, что наш непосредственный опыт, обогащённый даже советами болтливых приятелей, был бы всё-таки слишком ничтожным, если бы мы не воспользовались опытом всего человечества, запечатлённым в книгах.

Только женщина побуждает нас к чистому творчеству и, в частности, к написанию книг. Так о чём, для кого сочинять?

О женщинах и для женщин. О любви для любви. Наш знакомый француз называл ещё и обед. Это — необходимое связующее. Приятнейшее после женщин и книг. Не следует забывать, что французский обед естественным образом включает вино…

«Познания о любви мы черпаем обычно из книг и благодаря им впервые испытываем желание вкусить от её радостей».

Это сказал другой француз. Великий Мопассан, непревзойдённый знаток и певец любви. Он не вошёл в число наших гостей лишь только потому, что, как нам показалось, его — слава Богу — и без того у нас много читают.

Итак, о странностях любви. Давайте же поговорим об этом. Поговорим не спеша, с добрыми приятелями, в конце обеда, за чашечкой кофе…

У нас сегодня четыре гостя, и каждый расскажет историю, где всё — любовь, и всё — странность.

Первого гостя зовут Антуан Франсуа Прево. Этот аббат родился в почтенной буржуазной семье на исходе XVII века и прожил бурную, мятежную жизнь, полную приключений. К двадцати четырём годам, устав от утрат и скитаний, он принял обет монашества и за несколько лет написал в монастырской келье большой роман, имевший успех. Тогда он сбежал из монастыря и снова писал.

Книгопродавцы, однако, во все времена верят только в то, что уже продаётся. От Прево хотели одного: продолжения Большого Романа. А у него к этому времени была небольшая вещица, которую он написал без особых усилий. История, подобная пережитой им когда-то, просто и без особых затей легла на бумагу. Он и подсунул её голландскому издателю в виде продолжения, хотя «История кавалера де Грие и Манон Леско» никак не связана с событиями нашумевшего романа.

И новая книжка Прево увидела свет. Конечно же, её покупали. Не обошлось и без скандала.

«Этот бывший бенедиктинец , — писал рецензент, — полоумный; недавно он написал омерзительную книжку под названием „История Манон Леско“, а героиня эта — потаскуха, заключённая в приют и в кандалах отправленная на Миссисипи. Книжка продавалась в Париже, и на неё летели, как бабочки на огонь, на котором следовало бы сжечь и книжку и самого сочинителя, хотя у него и недурной слог».

Всё прошло. Отшумели критические страсти, и много воды утекло. Последнее приключение аббат Прево пережил в анатомическом театре. Тело его после апоплексического удара было доставлено для надлежащего вскрытия, и едва прозектор приступил к своему занятию, как аббат Прево очнулся… Однако скальпель патологоанатома уже сделал достаточный надрез, и наш герой скончался зарезанным.

Всё прошло. Роман, давший Прево прижизненную славу, как и множество других его романов, давно позабыт, а небольшую «Историю кавалера де Грие и Манон Леско», которую не хотели печатать, читают на всех языках уже третье столетие, и ни один уважающий себя мужчина не может сказать, что он что-то знает о женщинах и о любви, если он не встречался с Манон. С той самой Манон, у которой было много любовников, но всё же их число ничтожно по сравнению с нескончаемой вереницей влюблённых, которых до сих пор приводит к её ногам удивительный аббат Прево.

Второго гостя зовут Монтескье. Он современник аббата Прево, но по рождению аристократ.