Лариса Васильева - Бессонница в аду

И еще Мария обратила внимание, что Леонид Сергеевич, зам Хана, прислушивается к этому разговору, стараясь, чтобы шеф этого не заметил.

Странно, ведь вместе работают, наверно, мог бы и открыто подойти поговорить… Как и в любой другой организации, здесь свои подводные течения.

Мария не раз пыталась расспросить Хана об этом научном Центре, куда она попала, но он не хотел ничего говорить о нем, а если и отвечал, то крайне скупо.

— Если здесь занимаются проблемами омоложения, то почему такая секретность, почему охрана на вышках? — допытывалась она.

— Э-э-э, вообще-то, над омоложением работают только в этом корпусе, а в других более серьезная тематика… — он поморщился: — Ну зачем тебе все это?

Мария не решилась настаивать, и тема была закрыта.

Ирочка перестала ходить жаловаться, несколько дней не появлялась, и Мария решила, что наконец-то все свершилось, но однажды, когда она уже спала, девушка снова пришла к ней. Мария покорно вышла в коридор, и там, в тупике, Ирочка расплакалась. Старшая подруга обняла ее:

— Ну-ну, не плачь… Что, так погано? Знаешь, многим женщинам сразу не нравится, ты потерпи, милая, может, все не так уж и плохо, еще так мало времени прошло. Мы тут сколько уже? Месяца два? И не сразу же ты с ним стала спать, так что, может быть, все переменится…

— Нет, не переменится, он меня не хочет…

— Что? — удивилась Мария. — Ты ему не понравилась?

— Он меня еще ни разу к себе не позвал, то Лику зовет, то Риту, то их обоих, а меня нет… — рыдала она. — Каждый вечер говорит: «Малыш, тебе пора бай-бай».

— Так чего же ты плачешь? Ты же не хотела с ним спать, и вот так все хорошо вышло…

Ирочка зарыдала:

— Я его люблю…

Мария села в кресло, вот так поворот…

— Ира, это такой жестокий, безжалостный человек, он так бессовестно обошелся со всеми нами, насильно сюда привез, завел себе гарем, а ты говоришь о любви? На воле ты же училась?

Ира кивнула.

— Вот, а он лишил тебя всего, родителей, друзей, учебы, там у тебя был бы муж, для которого ты стала бы единственной…

Жаль, что она сама не стала единственной для своего Вениамина…

— Мне никто не нужен, я только его хочу… — причитала девчонка.

— Ну так скажи ему…

— Да? — слезы тут же высохли. — А можно?

— Да почему же нельзя? Спроси, когда же будет твоя очередь…

— Ладно, — Ирочка вскочила и ушла.

Вот блин, вечером она должна выслушивать откровения влюбленной девчушки, а ночью ее саму заставляют изливаться перед объектом этой страсти. Просто анекдот. Заснуть ей уже не удалось, и как всегда в два ночи она уже сидела в пустом холле. Попросить, что ли, Хана обратить внимание на Ирочку? Использовать личные связи, так сказать… Бедная девочка, уже измучилась: то так сильно не хотела, а теперь еще сильнее хочет…

Но хозяин пришел особенно хмурый, ему было не до шуток, Хана опять мучили головные боли, и Марии пришлось осторожно массировать ему шею и голову. Разговаривать он был не склонен, просто попросил ее опять рассказать что-нибудь.

— Да жизнь у меня не такая была, чтобы рассказывать о ней второй месяц подряд. Не знаю уже, о чем говорить…

— Ну, расскажи о работе.

— Я ее не любила и не люблю.

— Кем ты работала?

— Проектировщицей.

— А чем бы ты хотела заниматься?

— Не знаю… Пожалуй, реставратором…

— Неожиданно. Хотела бы возиться со старьем?

— Мне нравится возвращать вещам первоначальный вид, я терпелива и не брезглива. Мне не противно брать в руки всякие древности. Я думаю, что люди в основном любят свои вещи и потому вряд ли делают с ними что-то плохое.

— Так у нас много общего, я тоже пытаюсь вернуть первоначальный вид всякому старью. Почему же ты не стала реставратором?

— Так к тому времени, когда я поняла, кем хочу быть, я успела закончить строительный институт. Надо же было получать другое образование, а я уже вышла замуж. Муж был против того, чтобы я снова училась.

— Ясно, а ты пыталась устроиться в мастерскую каким-нибудь подмастерьем и поступить на заочное отделение, если уж так нужно было образование?

— Нет, к сожалению…

— Еще что-нибудь тебя в жизни интересовало?

А что ее интересовало? Муж, ребенок… Вдруг она вспомнила, как в молодости хотела написать рассказ.

— Выкладывай, я же вижу, ты о чем-то подумала.

— Да ерунда, говорить, собственно, не о чем, — но все же начала: — Лет пятнадцать назад мне вдруг захотелось написать рассказ…

— И что же тебе помешало?

— Не знаю, моя лень, наверно… Нет, не так, я попробовала тогда писать, но вот пробиться, сделать литературу делом всей жизни, этого вот я не смогла. Тогда Алешка только родился, и я написала рассказ о роддоме. Дала Вене прочитать, он долго смеялся надо мной: «Эх ты, осколок Толстого, самородок ты наш», — с издевкой, конечно. Я хотела дать еще кому-нибудь почитать, но он не позволил, не позорься, мол.