Софья Купряшина: Счастье

Конечно. Кому это надо.

Мрачная Женя продолжала наливаться шампанским и фраппировать гостей. Одну женщину уже долго бил по спине офицер, поскольку она поперхнулась. А поперхнулась она оттого, что Женя предложила ей попробовать «заебательски охуительные пирожки».

Вскорости подали сладкое. Шампанское и водку убрали. Женя стала время от времени заходить в свою комнату и возвращаться оттуда все более и более окосевшей. И если б кто подглядел за ней в дырку от замка, заткнутую куском рубашки, то увидел бы, как она, воровато оглядываясь на дверь, пьет из горлышка водку, ставит ее в платяной шкаф, хватает со стула рубашку своего любимого, который куда-то провалился, и остервенело нюхает ее в области воротника.

Когда Женя в очередной раз исчезла в своей комнате, гости вдруг услышали дикие удары в стену и леденящие душу вопли: «Где ж ты мой золотенький?! На кого ж ты меня, сука, бросил?!»… Гости из вежливости и любопытства притихли, помолчали, а потом стали резко собираться. Конечно, это было очень нехорошо. Такие ужасные вещи происходили не раз и не два, и вскоре бедные родители Жени, не имея желания и возможности с ней жить, отвели ее в темный лес и оставили там к чертовой бабушке.

Она слегка поплутала, поныла, но после нашла для себя избушку и зажила в ней одинокой хулиганской жизнью.

Когда к Жене ворвались менты, она жарила в сковороде дикую утку, предварительно переломав ей все кости молотком. Готовить ей всегда было в лом, но жажда мясной еды заставила ее взять у дедушки-охотника эту утку — худую, со злобной харей, пахнущую тиной и обосравшуюся во время убийства.

Женя кропотливо ощипала ее, опалила пух, сделала надрез меж килем и пухлой плавательной гузкой, залезла туда рукой и стала тянуть из нее кишки, желудок, сердце и все остальное. Потом она схватила молоток и стала плющить ее, безголовую, с остатками крыл и без перепончатых ног. Потом вымазала ее польской приправой, положила в сковороду и придавила мощной крыгой. И только она задумала ощипать ей всю голову, а на макушке оставить островок и поставить его стоймя при помощи лака для волос, как в дверь позвонили.

В квартиру резво вбежало 6 ментов с автоматами, крича: «Уголовный розыск!»

— Опять хулиганишь! — кричали они. — Кто еще есть в квартире?! Где сожитель?! Где лица кавказской национальности?! Где родственники?! Кто живет напротив?! Чем пахнет?!

Женя была чуть жива от пьянства, бронхита и температуры и, охуев от обилия вопросов, села на табуреточку, пригладила взъерошенные волосы и сказала:

— Что?

— Я тебе покажу что! — крикнул самый маленький из них и приставил к жениному носу автомат.

— Засучите ей рукава!

Они обступили ее и стали рассматривать руки.

— А-а-а, кровь пускаешь по ночам? Судимости есть?

— Нет.

— А татуировка откуда?

— Сделала.

— Сама?

— Да.

— Могла инфекцию внести. Кто живет напротив?

— Люди.

— Какие?

— Хорошие.

— А руки почему в крови?

— Утку потрошила.

— Откуда утка?

— Из лесу, вестимо. Дедулечка мочит, а я их тушу. Жарю, то есть.

— Введите потерпевших! — крикнул тот, что стоял ближе к двери.

В квартиру вошла большая группа людей.

— Кто кричал «убийцы»?

— Это не я.

— А кто кидал топор в проезжающие машины?

— А-а-а… это соседи сверху. Они метят в меня, но каждый раз промахиваются.

— И зачем же они метят?

— Потому что я вызываю к ним водопроводчика.

— Зачем?

— Да течет у них все. Вы посмотрите, по какому куску штукатурки лежит на плечах моего пальто. А у них старческий аутизм, они дверей никому не открывают. Как в дверь звонок, они хвать топор и к телефону. — Ты слесаря вызывала? — Ну я. — Вот только выдь на балкон.

Но промахиваются.

— А кастрюли в святую церковь тоже соседи кидали?

— Ну конечно.

Когда потерпевшие ушли, сильно хромая и крестясь, румяный добрый молодец сел напротив Жени и глаза его слегка потеплели.

— Плохо ты живешь, Жень. Шумно, грязно, соседям не даешь покоя.

— А откуда вы знаете, как меня зовут?

— Да весь подъезд говорит: эта Женя из 12 квартиры водит к себе бомжей, моет их под душем, брызгает «Рейдом»… Неблагополучная она.

Женя высморкалась и вздохнула.

— Паспорт неси… Ишь ты, Крамская! Чем занимаешься?

— Рисую я.

— Неужели тебе нравится так жить?

— Я живу хорошо. Весело.

— А глаза-то невеселые.

— Да температура у меня.

— А шею почему не моешь?

— Я обязательно сделаю это на-днях.

— И на биржу сходи.