Дмитрий Березин - Между двух гроз

— Саня, ну скоро ты там? — Мишка смотрел в дверной глазок со стороны лестницы, его лицо смешно исказилось, он чем-то стал похож на героев фильмов с Чарли Чаплином, неудачников, которых Чарли бьет и пинает. Мне тоже захотелось пнуть Мишку. Если бы люди только знали, как нелепо они выглядят, если на них смотреть через дверной глазок!

— Давай быстрее — мы внизу подождём, — сказал через дверь Мишка, было слышно, как хлопнули двери лифта, и в подъезде воцарилась гулкая и тревожная тишина.

Всегда поражаюсь, как Мишка всё успевает. Уроки закончились часа полтора назад. Мне только-только хватило времени, чтобы дойти до дома, поесть, посмотреть телевизор. А у Мишки, я уверен, уже и готова химия на завтра, и сочинение написано, и пообедал он как следует — не то, что я — сосиски и чай с крекером. Конечно, немного расторопности мне — и я тоже буду всё успевать вовремя, и может даже учиться стану лучше, чем порадую родителей. Впрочем, отцу всё равно, он смотрит на это сквозь пальцы. А вот мама… За две тройки в полугодии мне опять не видать ни кроссовок, ни денег на кассеты. Ничего, у меня ещё осталась почти тысяча с лета, когда для нас с Мишкой его отец организовал работу на овощном складе. Терпеть не могу эту свёклу в сетках, и без сеток тоже. Хотя заработали мы тогда в этой грязищи за два месяца большие деньги.

На тумбочке громко отмерял секунды большой старый будильник. Половина седьмого. А дома нужно быть к десяти. В конце сентября всегда уже темнеет рано. Как будто и не было лета, белых ночей, когда почти не ощущаешь эту вроде бы и вполне очевидную границу между днём и вечером, вечером и ночью. Заведу-ка я будильник. А то опять остановится. Будильник давно не звонит и не будит никого по утрам. Что-то сломалось в нём, а чинить дороже, чем купить новый. Вот теперь он и стоит в прихожей и служит нам часами.

Закрываю дверь, нажимаю кнопку вызова лифта, спускаюсь вниз. И точно, как и обещали — ждут. На скамейке у парадной Мишка и ещё двое из нашего класса. Не знаю, зачем Мишка вечно таскает их с собой.

— Привет, чувак, — Мишка кивнул в сторону двух парней, — они пойдут с нами к Руслану. Пусть тоже учатся.

— Да нет проблем — ответил я, а сам, конечно, подумал совсем иначе. И хотел было сказать это, да зацепился рукавом кенгурухи за кусты. Все громко заржали. Ладно, чего уж тут возражать — тащим этих двух зануд с собой.

Мы прошли вдоль дома, свернули к школе, к школьному стадиону. И зачем нашей школе стадион, если на нём никто ни во что не играет? И даже физрук водит нас бегать, а зимой кататься на лыжах, на небольшой пустырь около озера. Стадион превратился мало-помалу в плацдарм для выгула собак, минное поле, по которому, не поскользнувшись, могли пройти только сами собачники. Пока мы шли, на середину поля вышла хромая толстая тётка с чёрной овчаркой на поводке. Овчарка покрутилась на одном месте, привычно выгнула хвост — и началось.

— Эй, старая дура, кто говно за твоей клячей убирать будет? — Мишка поднял с обочины пивную бутылку, замахнулся и бросил в сторону собаки. Бутылка, конечно, не долетела, шлёпнулась на гравий и разлетелась на куски.

— Ты, мразь, я тебе сейчас такую дуру покажу! — заорала тётка так, что по двору прокатилось гулкое эхо. Я почувствовал, что это эхо прозвучало громче обычного. Мелькнула даже мысль, что такого раскатистого эха в городских кварталах не бывает вообще.

В самом углу двора, на детской площадке у мусорных бачков случилось оживление. Бритый высоченный парень поднялся со скамейки, отставил бутылку пива. Четверо сидящих на соседней скамейке тоже перестали тянуть пиво — и замерли в ожидании, держа бутылки перед собой.

— Олежка, не вмешивайся, я сама разберусь с этими, — крикнула тётка этому бритому, когда он уже сделал несколько шагов вперёд, направляясь к нам. Два парня, которых Мишка позвал с нами идти к Руслану, попятились назад и побежали что есть силы обратно мимо стадиона за соседний длинный панельный дом.

— Идиоты, — вырвалось у меня. Среди сидящей на скамейке четвёрки послышался смех, потом донеслась громкая отрыжка. Бритый сунул руку под потёртую джинсовую куртку и достал кусок металлической арматуры. Мы с Мишкой ускорили шаг, насколько это было позволительно в этой ситуации — не хотелось бы, чтобы это выглядело так, как будто мы струсили и уносим свои жалкие шкуры.

Четвёрка на скамейке встала — только один сразу присел, приложился к бутылке, очевидно, не желая из-за таких, как мы, терять заветные глотки «девятки».