Лариса Райт - Когда осыпается яблонев цвет

– Ну, не вам же играть Григория Александровича, сударь? – Людоед отвесил в сторону Шлыкова ироничный поклон. Некоторые слушатели засмеялись. Действительно, представить Егора в образе Печорина сложно. Ни черных бровей, ни зеленых глаз, ни светлых волос. Правда, и Крылов совсем не блондин. Но все же на героя Лермонтова похож больше. Что есть, то есть.

– Я и не претендую, – с усмешкой бросает Егор. – Печорин плохо кончил. Как и Людоед, кстати. – Маргарита не выдерживает, улыбается. Шлыков озвучил ее мысли. Улыбается и Анжелика Бельченко, смотрит на Егора с интересом, он ей подмигивает, а руки Крылова непроизвольно сжимаются в кулаки. Маргарита уже открыла рот, чтобы вмешаться, но:

– Ладно, не хотите классиков, давайте за современников возьмемся. – Снова умница Селиванова. Ей только драки в квартире не хватало. А светлые обои? А хрустальные бокалы? А шкура белого медведя на полу? Нет, пятна крови на всем этом будут совершенно лишними. Родители в восторг от такого антуража не придут.

– Ага. Житинкина давайте копировать. Вот директор с завучем обрадуются.

– Зато аншлаг обеспечен.

– Угу. А Ритулю потом уволят. Ой, простите, Маргарита Семеновна!

– А кто такой Житинкин?

– Это режиссер известный, дурак!

– Режиссер-дурак?

– Ты!

Снова все хохочут. Атмосфера разряжена.

– Житинкин – это крайность, конечно. Так ставить никто не даст, да и вы, наверное, не согласитесь? – Анюта Селиванова вопросительно смотрит на Маргариту, та подтверждает:

– Не соглашусь.

– Но что-то современное – это хорошая идея. Так, чтобы на злобу дня.

– Давайте Ремарка возьмем.

– Нашел злобу дня. Война.

– Так и сейчас война. Вон как Штаты отжигают. Ирака им мало, теперь Сирию атакуют.

– Ремарк-то тут при чем?

– Актуален. И потом, у него ведь о любви и дружбе через призму войны.

– Лучше просто о любви и дружбе без всяких там призм.

– Давайте чего-нибудь повеселее организуем.

– «Двенадцать стульев». Крылов Остапом будет, Исматов Кисой. Не пьеса, а правда жизни. Бендер помыкает Воробьяниновым.

– И снова плохо заканчивает. – Опять вступает Шлыков. Все одобрительно хохочут, и Крылов не решается даже сжать кулаки.

– «Стулья» длинные очень. К тому же такие фильмы классные, и актеры потрясные. Их ни в жизнь не переиграть.

– А тебе обязательно переиграть надо?

– А что такого? Может, мне блеснуть хочется?

– Звезда погорелого театра!

– Не ссорьтесь! Думайте! – Конечно, Селиванова.

«Нет, идея провести дискуссию в доме Анюты была решительно замечательной, не придерешься».

В итоге додумались до Чехова. И модно, и всегда современно, и смешно: выбрали короткие рассказы. Так и зрители от действия не устанут, и персонажей на всех хватит. Стали наперебой обсуждать варианты постановки, пора было вмешаться:

– Давайте разойдемся, и каждый полистает Чехова, подумает, какой сюжет ему хотелось бы изобразить на сцене и с кем.

– Это что же, Анжелике разорваться, что ли? – Конечно, Шлыков со своей дурацкой ухмылкой.

– Я думаю, у Анжелики есть право выбора. Как знать, может, он падет на тебя.

Егор снова усмехнулся, но уже не нахально, даже как-то растерянно. Но напоследок все же не забыл выдать очередную колкость:

– Я в этой театральщине участвовать не собираюсь.

Маргарита хотела пожать плечами и равнодушно бросить: «Как хочешь», – но вместо этого спросила:

– Почему?

– Не хочу, и все!

И снова многолетний учительский опыт помог расслышать в этом упрямом «все» не конец разговора, а только его начало. Это было не глупое упрямство и не желание покрасоваться, а крик о помощи. Маргарита решила действовать.

Уже на следующий день она решительно вошла в кабинет завуча, попросила без предисловий:

– Оля, расскажи мне о Шлыкове.

Завуч посмотрела на нее удивленно. Удивляться было чему: слухов Маргарита не принимала, сплетен не собирала, в коллективных обсуждениях не участвовала. Мнение об учениках составляла сама. Спрашивали – делилась, но не навязывала, как бы говоря: «Я в ваш мир не лезу, и вы мой не трогайте». Она никогда не говорила прямо, но чувствовалось, что она знает, видит и понимает больше других. Маргарита часто могла дать дельный совет и сказать, если, конечно, просили, как вести себя с тем или иным учеником, но так чтобы самой собирать о ком-то из ребят информацию – такого раньше не случалось. Хотя и в ситуацию, подобно нынешней, она давно не попадала. А ведь уже совсем не девочка. Тяжело ей, наверное. Завуч изменила взгляд на сочувствующий и спросила: