Исаак Зингер - Последняя любовь

— Меня зовут Ховард Уильям Мунлайт, я представляю интересы миссис Харвей Лемкин, матери миссис Элизабет де Соллар. Я полагаю, что вы…

Я перебил его:

— Господин де Соллар у меня. Сейчас он поговорит с вами!

Я кинулся к двери, где по-прежнему стоял мой посетитель, вежливо ожидая приглашения войти, и закричал:

— Господин де Соллар! С прихода вашей жены не прошло и двух часов, а здесь уже настоящий ад! Мне уже угрожали по телефону сначала вы, потом ваша теща, а теперь ее адвокат. У вашей жены был припадок эпилепсии и Бог знает что еще. Мне неприятно это говорить, но мне не нужна ни ваша жена, ни ваша теща, ни ваш адвокат, ни весь этот бедлам! Сделайте одолжение, заберите ее домой, иначе я…

Тут я осекся. Я хотел сказать, что вызову полицию, но слова словно застряли у меня в горле. Оглянувшись, я, к своему удивлению, увидел, что Элизабет бормочет что-то в телефонную трубку, не отрывая взгляда от меня и моего незваного гостя, который тонким голосом, странно не соответствующим его рослой фигуре, произнес буквально следующее:

— Боюсь, что здесь какое-то недоразумение. Я совсем не тот человек, за которого вы меня принимаете. Меня зовут Джефри Лившиц. Я профессор литературы Калифорнийского университета и большой ваш поклонник. В этом доме живет мой приятель, который тоже является вашим постоянным читателем, и, когда я сегодня, сидя у него, заговорил о вас, он сказал, что вы его сосед. Я хотел позвонить, но не нашел вашей фамилии в телефонной книге и решил, что позвоню прямо в дверь. Извините, я, кажется, вам помешал.

— Вы мне совсем не помешали. Я очень рад тому, что вы мой читатель, но сейчас здесь действительно творится что-то невообразимое. Вы надолго в Нью-Йорке?

— На неделю.

— Вы не могли бы зайти завтра?

— Разумеется.

— Тогда завтра в одиннадцать утра.

— Прекрасно. Для меня это большая честь. Еще раз извините за вторжение…

Я заверил профессора Лившица, что буду очень рад его видеть, и он ушел.

Элизабет положила трубку и застыла на месте, словно ожидая, что я подойду к ней. Я остановился в нескольких шагах и сказал:

— Извините меня. Вы замечательная женщина, но я не могу сражаться с вашим мужем, вашей матерью, а теперь еще и с ее адвокатом. Что ему было нужно? Зачем он звонил?

— Они все просто безумцы. Но я слышала, что вы сказали этому человеку, которого приняли за моего мужа, и обещаю вам, что больше вас не побеспокою. То, что сегодня случилось, лишний раз доказывает, что мне остается лишь один выход. Хочу только заметить, что вы поставили неверный диагноз. Это не эпилепсия.

— А что же тогда?

— Врачи сами не знают. Что-то вроде гиперестезии, которую я унаследовала неизвестно от кого, может быть от нашего общего предка. Как, кстати, называется его книга?

— «Открывающий глубины».

— Ну и какие же глубины он открыл?

— Любовь не бывает напрасной, — сказал я, хотя не читал ни единой строчки моего предка.

— А он объясняет, куда деваются наши мечты, наши желания, наша любовь?

— Они где-то остаются.

— Где? В глубинах?

— В небесном архиве.

— Даже небо не вместило бы такого архива. Все, я пошла. О Боже, опять телефон! Пожалуйста не отвечайте.

Я все-таки взял трубку — молчание. Элизабет сказала:

— Это Лесли. Его идиотская манера. Открывающий глубины пишет что-нибудь о безумии? Все, пора идти. Если я не сойду с ума, я вам еще позвоню. Может быть, даже сегодня из гостиницы.

Элизабет де Соллар не позвонила и не написала мне больше. Она забыла у меня свой нарядный зонтик и книгу дедушки «Протест Мардохея», по-видимому единственный сохранившийся экземпляр, за которым так и не обратилась; почему, осталось для меня тайной. Зато другая тайна, связанная с этим визитом, вскоре была открыта. Я встретил своего соседа-наборщика и рассказал о неблаговидном поведении его кузины. Сосед улыбнулся, покачал головой и сказал:

— Вы позвонили не в ту квартиру. Я живу не на шестом этаже, а на пятом.

Прозвища, даваемые в местечках, обычно простые и незатейливые: Хаим Пуп, Иекель Пончик, Сарра Трещотка, Гитл Утка и т. п. Но в одном польском местечке, куда я приехал работать учителем, я услышал о человеке по прозвищу Фаталист. Разумеется, я сразу же заинтересовался, откуда взялось прозвище Фаталист в маленьком городке? И что надо было сделать, чтобы его заслужить? Секретарь молодежной сионистской организации, где я преподавал иврит, рассказал мне следующее.

Обладатель этого странного прозвища был неместным. Он родился где-то в Курляндии. Приехав в Польшу в 1916 году, он поместил в местной газете объявление, что дает уроки немецкого. Польша в то время была оккупирована Австрией, и немецкий был нужен всем. Вскоре у Беньямина Шварца — таково было его настоящее имя — появилось множество учеников обоего пола. Тут секретарь, указав в окно, воскликнул: