Валерий Сегаль - Десять лет спустя

— Это нелегко, г-н Ульянов. Тем более, что мой учитель русского языка употреблял глагол «забирать» иначе, чем это делаете вы или Анжелика.

— Вот видишь, Бени, — очень серьезно сказал Ульянов,

— русский язык ты уже почувствовал, а революцию еще нет… Ладно, завтра утром я съезжу на Лиговку и попытаюсь что-нибудь разузнать. Довольно о грустном, Бени. Расскажи мне лучше, как у тебя с Анжеликой.

— Никак, — вздохнул Бени.

— Лопух ты! — сказал Ульянов. — Такая девушка! Может быть мне попробовать?

Наследник престола даже потер руки от приятных предвкушений. Бени впервые недобро посмотрел на Ульянова.

— Ну-ну, шучу, — попытался успокоить приятеля наследник престола, но Бени показалось, что Ульянов вовсе не шутил.

— Ничего хорошего, милая Анжелика, мы вам не сообщим,

— сказал Ульянов. — Я вполне разделяю ваши опасения.

— Что же делать? — спросила Анжелика.

В тревоге она была даже прекраснее, чем обычно. Хотя куда уж дальше: изумрудные глаза, черные распущенные волосы, голливудская (как сказали бы теперь) грудь… «Да, хороша!» — подумал Ульянов.

— Завтра утром попробую что-либо разузнать, — сказал он вслух.

— А сейчас, Анжелика, займись медвежатиной, — приказала Александра. — Сегодня у нас заседание ЦК, а завтра утром г-н Ульянов обязательно все выяснит.

Анжелика отправилась на кухню. Влюбленный Бени и хозяйственный Пятница вызвались ей помогать.

Остальные деятели, включая саму Александру, разместились в гостиной, наполнили бокалы аперитивом и начали дебаты.

— Ну-с, товарищ Лядов, что новенького в Москве?

— Товарищи! — начал Лядов. — Как вам должно быть известно, еще в первые дни декабря Московский Совет, возглавляемый большевиками, учитывая настроения рабочих, вынес решение начать всеобщую политическую забастовку. В среду, 7 декабря, в двенадцать часов дня свыше ста тысяч человек прекратили работу. Власти применили силу, и мы вынуждены были взяться за оружие. К 10 декабря забастовка переросла в вооруженное восстание. Мы применяли новую тактику уличной борьбы, сочетая баррикадные бои с партизанскими действиями. Основной силой восставших были небольшие боевые группы, вооруженные револьверами, охотничьими ружьями и даже винтовками. Борьба носила исключительно упорный и ожесточенный характер. Нам удалось захватить целый ряд важных стратегических объектов в разных частях города, в том числе Пушкинскую харчевню, что неподалеку от Арбата.

— И чем же вы занимались в Пушкинской харчевне? — оживился Ульянов.

— Там был организован склад оружия, Владимир Ильич.

— Это очень прискорбно, — задумчиво произнес Ульянов.

— Я вас не понимаю, Владимир Ильич, — сказал Лядов.

— Организация склада оружия в самом сердце Москвы…

— Явилась очень прискорбным фактом, — заключил Ульянов.

Лядов промолчал. Все в недоумении уставились на Ульянова.

— Я вспоминаю прекрасные пушкинские чтения в той харчевне в дни моего нелегального пребывания в Москве летом 1900 года, — с печальной улыбкой произнес наследник престола.

— А теперь там выдавали обрезы. Действуя таким образом, вы отпугиваете от своего движения интеллектуалов.

— Интеллигенция и так не с нами, Владимир Ильич.

— Интеллигенция — это говно! — сказал Ульянов. — Ей и пушкинские чтения ни к чему. Я говорю об интеллектуалах. Многие из них с нами, так не отталкивайте их от нашего движения.

— То же самое сказал и Плеханов, — признался Лядов.

— Разумеется!

— Но еще он сказал, что раз мы оказались не готовы победить, то не следовало и выступать.

— Много он понимает! — вставил свое мнение Коба.

— Не с вашими куриными мозгами критиковать Георгия Валентиновича Плеханова, — строго сказал Ульянов, впервые обратив внимание на этого типчика. — Лучше снимите свою кардинальскую шапку и пойдите помогите на кухне!

— Вопрос, между тем, отнюдь не праздный, — заметил Лядов после ухода Кобы. — Пролилась кровь, а конечной цели мы не достигли. Так стоило ли выступать?

— Когда-нибудь мы бы все равно выступили впервые, — высказал свое мнение Зиновьев. — Но победить с первой попытки едва ли возможно.

— Верно, — сказал Ульянов. — Теперь нам предстоит изучить уроки московского восстания. На мой взгляд оно наглядно показало, что только в решительной вооруженной борьбе пролетариат может одержать победу. Думаю, что выступить было необходимо, но мое несогласие с Плехановым еще не означает, что мы можем позволять себе пренебрежительно отзываться о нем.