Дмитрий Каралис - В поисках утраченных предков (сборник)

— Только не суетись! — тихо и властно сказал отец.

— Я не суечусь, — отплевывался от воды дядя Жора. — Мы и не такое видали! Хрен ли нам… Ты же знаешь, я висел в небе над Сахали… твою мать, сапоги бы не потерять.

Мы с отцом присели на носу лодки, чтобы понизить центр тяжести и не дать дяде Жоре перевернуть ее.

Сделав несколько попыток выпрыгнуть из воды и лечь на спинку кормы животом, дядя Жора вопреки окрикам отца попробовал проникнуть в лодку с борта — именно такая позиция, как совершенно негодная, перечеркнута красным крестом на плакатах по правилам поведения на воде — и чуть не перевернул нас вместе с рюкзаком, звонким котелком, острым топором и удочками…

— Осёл! — заорал отец. — Цепляйся за корму, и мы шпарим к берегу, в воде теплее.

— Гребите! — согласился дядя Жора, цепляясь за корму. — Да побыстрее! Замерзну!

Мы с отцом быстро вставили весла в уключины и закрутили головами, высматривая направление, в котором нам следовало буксировать попавшего в беду дядю Жору.

— Куда? — в один голос воскликнули мы.

Туман и не думал рассеиваться. По моим прикидкам, мы были метрах в двухстах от берега, но самого берега не видели. Обещанный холм с палаткой мог учуять только сам дядя Жора с его феноменальным чутьем и чувством ориентировки.

— Туда! — приподнимаясь над кормой, ткнул пальцем дядя Жора. — Кажется, туда. Только быстрее — холодно!

Мы налегли на весла. Дело было нешуточное. Если дядя Жора ошибся, мы удалялись от берега, продлевая его страдания. Если плыли правильно, в воде ему предстояло пробыть минут десять. А что на берегу? Потухший костер и холодная палатка. Тут любую болезнь подхватишь, не говоря уже о сердце. Лодка двигалась медленно.

— Спокойно! — сказал отец. — Перестаем на минуту грести! Кирилл, следи, чтобы лодку не развернуло.

Он достал из рюкзака фляжку с можжевеловым джином и протянул брату, чтобы тот согрел внутренности. Снял с его головы мокрую шапочку и потуже нахлобучил ему свою фетровую шляпу.

— Джин в воде — это классно! — воскликнул дядя Жора, показываясь над кормой в шляпе и с фляжкой в руке. Он жадно приложился к фляжке и вернул ее отцу. — У меня в рюкзаке бутерброды! Нет, бутерброды не надо… Гребите, гребите!

Мы торопливо заработали веслами.

— Жора, ты как? — периодически интересовался отец, глядя на пальцы, вцепившиеся в спинку кормы. Дядя Жора показывал большой палец и просил еще выпить. Потом он сказал, что поплывет вместе с фляжкой — так удобнее: не придется останавливаться. Я тревожно вертел головой, надеясь быстрее увидеть берег, а когда дядя Жора, хорошенько согревшись, стал протяжно командовать: «И-и-и раз! И-и-и два!», мне показалось, что чуть правее нашего курса кто-то крикнул. Отцу тоже показалось, и мы перестали грести, прислушиваясь.

— Э-ге-ге! — закричал отец, и с берега отозвались:

— Эй, на лодке! Греби сюда!

— А ты кто? — крикнул из воды дядя Жора.

— Сейчас узнаешь… — где-то совсем неподалеку пообещал мужской голос и запоздало представился: — Ефим я…

Мы с отцом продолжали грести. Только бы дядя Жора не околел в этой студеной водице. Какой еще Ефим?

На берегу в сухом сизом ватнике стоял вчерашний лодочник: ему было нехорошо.

Дядя Жора, тяжело ступая, вышел из воды. С него текло. Мы с отцом помогли ему стянуть разбухшую куртку, сапоги, брюки… Ефим кружил вокруг нас и покачивал головой, словно постиг в своей жизни нечто новое. Я догадался, что сходство отца и дяди Жоры смутно тревожит его.

— Лодку-то брали… на троих, — наигранно веселым голосом сказал Ефим, заглядывая дядьке в лицо, — а стакан налили один. Не справедливо…

— Где ты видишь троих? — стучал зубами дядя Жора, натягивая на голое тело мой свитер и штаны.

— А как же! — Ефим неуверенно потыкал в нас пальцем. — Вот ты, вот он и вот парень. А? — В голосе появилась тревога. — Он в куртке, а ты без куртки… На нем брюки, а ты без…

— Да вот моя куртка лежит! — Дядя Жора прыгал на одной ноге, пытаясь другой попасть в штанину. — Протри глаза.

Отец неподалеку размашисто ухал топором, заваливая сухую сосенку.

— Не, ребята, я не понимаю, — заволновался Ефим, суетливо взглянув сначала на отца, потом на дядю Жору. — Вы что, хотите меня надинамить? Вас же трое?

— Помог бы лучше костер развести, — увиливал от ответа дядя Жора. — Сейчас разберемся…

— Ну, разберись, — обиженно говорил лодочник. Он вставал на колени, раздувал подернутые пеплом уголья и скашивал на меня глаза: — Они что, двойняшки?