Питер Абрахамс - Живущие в ночи. Чрезвычайное положение

В четверг 24 марта по всей стране арестовывали лиц, подозреваемых в политических преступлениях, вне зависимости от того, принимали они участие в кампании ПАК или нет. Ордера на арест полиция получила в соответствии с законом «О внесении изменений в уголовное законодательство» и с законом «О мятежных сборищах»; она стремилась установить связи с панафриканистами. Министр юстиции строжайше запретил собрания, к какой бы расе ни принадлежали их участники, в двадцати трех судебных округах.

На следующий день министр юстиции выдвинул предложение наделить генерал-губернатора такими полномочиями, которые позволяли бы ему — в целях безопасности и поддержания общественного порядка — через «Правительственную газету» объявить АНК, ПАК и некоторые другие организации вне закона.

Две тысячи африканцев собрались на мирную демонстрацию около полицейского участка на Каледон-оквер в Кейптауне. Они спокойно разошлись после того, как их лидер — студент Филип Кгосана — объявил, что полиция не может их арестовать, так как тюрьмы переполнены. По всему Южно-Африканскому Союзу отменили отпуска полицейским, и они были переведены на казарменное положение. Перед судом в Кейптауне предстал сто один африканец: они обвинялись в том, что при проверке у них не оказалось пропусков. В Паарле перед зданием суда демонстративно сожгли мешок, набитый сотнями пропусков. Четверо африканцев было задержано, среди них две женщины, а школы в локации были сожжены.

Днем в субботу по всей стране полиция получила официальное распоряжение не арестовывать африканцев, не имеющих при себе пропусков, — будь то мужчины или женщины, — впредь до особых указаний. Бывший вождь Бутули сжег свое удостоверение в Йоханнесбурге. АНК призвал последовать примеру вождя и сжечь пропуска.

В понедельник 28 марта пятьдесят семь тысяч африканцев на Капском полуострове не вышли на работу: оба Конгресса объявили День траура по убитым в Шарпевиле и Ланге. Тысячи цветных не явились на работу или ушли раньше срока. Почти все школы для небелых в северных муниципалитетах закрылись еще до полудня по настоянию перепуганных родителей и детей. Работы в Кейптаунском порту практически остановились. На бойнях бастовали все цветные и африканцы. Почти прекратилась доставка молока, замерло строительство.

В Дурбане был убит один африканец, и несколько ранено в Клермоне, близ Пайнтауна, во время рукопашной схватки с полицией. В Ворчестере в локации «Край надежды» спалили пять церквей, школьную поликлинику, административные учреждения и дома полицейских африканцев. В Стелленбосе, как и в Капской провинции, была совершена попытка поджечь административные учреждения локации Каяманди.

В Ланге пятьдесят тысяч человек — представители всех рас — собрались на похороны трех расстрелянных. Вереница безмолвных мрачных африканцев несла гробы на плечах. В Кейптауне, в Шестом квартале и вокруг него, было совершено шесть поджогов. На улице Лонгмаркет обливали бензином и сжигали машины. В толпе, собравшейся на Грэнд-Парейд, арестовали трех цветных.

По всему Южно-Африканскому Союзу африканцы демонстративно жгли пропуска и требовали, чтобы их арестовали. Положение становилось все напряженнее.

Понедельник, 28 марта 1960 года

К семнадцати тридцати возле фруктовых лавок на Грэнд-Парейд в Кейптауне собирается толпа численностью более тысячи человек: среди них преобладают цветные. Ссылаясь на запрещение всяких собраний, полиция приказывает им разойтись. Толпа отказывается, и полицейские обрушивают на нее дубинки. Когда полиция удаляется, толпа снова заполняет Грэнд-Парейд и выстраивается по обеим сторонам Дарлинг-стрит. В проезжающие автобусы и машины летят камни. Вновь появляются полицейские — на этот раз с винтовками и в стальных шлемах. Они начинают бросать бомбы со слезоточивым газом, и все разбегаются.

Эндрю Дрейер пробежал по площади Грэнд-Парейд и нырнул в промежуток между фруктовыми лавочками, устремляясь к вокзалу. Но в самый последний миг он передумал и, запыхавшись, вскочил в мужскую уборную на углу. Эндрю дышал тяжело, судорожно хватал воздух ртом, и грудь его вздувалась, словно тугой шар. Шею душил галстук, а на ногах, казалось, висели железные гири… Ну и денек, черт побери, ну и денек! А вдруг за ним гонятся полицейские? — внезапно схватился он. И только тогда понял, какую глупость совершил. Отсюда ему не убежать. Попался, точно крыса в ловушку! Услышав шаги на лестнице, ведущей вниз, Эндрю огляделся, как затравленный зверь. Он уловил свое отражение в зеркале. Волосы растрепаны, красивое смуглое лицо перекошено, ноздри раздуваются. Боже! Ну и положеньице! У него отлегло от сердца, только когда он увидел, что вошедший был молодой человек, который вел под руку старого мусульманина. Старик был напуган, весь дрожал и что-то шамкал своим беззубым ртом. Молодой как мог успокаивал его, отирая ему лоб тонким шелковым платком. Немного погодя ввалилась еще группа людей, среди них три женщины. Они были испуганы, болезненно возбуждены, говорили много и хвастливо. Визгливыми голосами они обсуждали расправу на площади. Эндрю вспомнил рыночного торговца, которого видел перед самым побоищем. Сперва этот человек в грязном белом халате паясничал, увеселяя толпу и предлагая фрукты полицейским. И вдруг бросил свою повозку и со всех ног припустился по Корпорейшн-стрит. Его настигли дубинки, и он покачнулся. Фрукты рассыпались. Торговец с трудом выпрямился, все его лицо и халат были залиты кровью. Затем он ринулся дальше, потеряв на бегу ботинок. Странно, что в такой миг всегда думаешь о разной чепухе! Эндрю все беспокоился, ка «этот продавец доберется домой с окровавленным лицом и в одном ботинке.