Ольга Маховская - Зависть как повод для нежности

«Какая же ты умная. Ты одна за меня болеешь, Полечка…»

Все истории любви у женщин заканчиваются на детях. Как только в жизни женщины появляется ребенок, она дает сильное крещендо, сюжет отклоняется в сторону. По своей природе женщина, если в ней есть хотя бы зачаточное чувство материнства, если она хотя бы однажды взяла на руки ребенка, пусть чужого, но доверчивого и наивного, не сможет остаться равнодушной к детскому крику о помощи. Легко и естественно находя подход даже к чужим детям, женщина обнаруживает, как сильно отличаются такие отношения от натужных, болезненных, разочаровывающих отношений с мужчинами. И с этой минуты она уже четко понимает, что цель – все-таки ребенок, а не мужчина, который все равно никогда не станет своим, родным, отзывчивым и нежным . Никогда мужчина не признается, что ты для него – все. А ребенок напомнит об этом десяток раз за день.

Две одинокие женщины маялись по разные стороны океана с чужими и в то же время такими родными детьми, убеждая себя в том, что, если в их жизни войдет тот самый мужчина, ничто его не остановит, тем более несмышленыш, которому так мало нужно – немного любви, немного еды и одежды, зато радости от него до неба!

Полина надеялась, что Галя Светочку не заберет, выйдет замуж, родит еще двоих-троих. Ничего страшного, если одна дочка вырастет в московской семье, вполне обеспеченной и благополучной. Поля готова была создавать только благополучную семью, иначе зачем вообще ее создавать? Зачем помнить так остро о своем детском горе, если не для того, чтобы избежать повторения роковых ошибок собственных родителей? Но теперь задача была совершенно четкая – искать отца для девочки. А то влюбляются в кого попало, а потом оказывается, что он – плохой отец.

Светочка однозначно оправдывала Полино одиночество, то, что она, как говорят в народе, засиделась в девках, замуж не вышла и детей не родила. Ей нравилось одевать «дочку» вместе с другими родителями в детсадовской раздевалке, выслушивать ее щебет, нахваливать чужих деток, которые еще днем были у нее на коррекционных занятиях. Она была не просто хорошей мамой, а мамой уважаемой, образованной, компетентной, самой просвещенной мамой во всем детском саду. И самой любящей. Она ни за что не оставила бы ребенка, чтобы улететь в Америку в поисках приключений. Поля ведь не знала, от какой жизни бежала Галка, какими страхами была гонима эта дизайнерша из Полтавской губернии. А живя в столице, легко быть моралисткой, учить жить тех, кто ни дня не знал спокойствия и благополучия, не радовался будущему, не гулял неспешно по бульварам, как у себя дома, а шмыгал, чужой и приезжий, чтобы не раздражать своим видом старых степенных горожан.

Детей в садик приводили из разных семей. И Поля видела, с каким азартом некоторые дети мигрантов глядят вокруг, что бы такого украсть. Все для них новое, необычное, все они хотят руками потрогать, ноготками поцарапать. А ведь пройдет немного времени, и эти дети станут самыми обычными взрослыми москвичами. Конечно, это было несправедливо. Что получалось? Что вот она, москвичка в сто первом поколении, для которой Москва – родина предков, а не просто шесть вокзалов, три аэропорта, метро в разные стороны, училась для того, чтобы не своих детей растить, а чужих, которым ничего здесь не жаль, ничего не дорого…

Она смотрела на Свету и понимала, что та как раз еще впишется в город, сойдет за свою, если ей поправить немного речь и научить хорошим манерам. Это единственный способ прижиться здесь. Иначе Москва забракует, отвергнет вульгарные попытки жить по-своему – как было принято в селе, ауле, маленьком заштатном городишке или даже столице бывшей союзной республики. Она всегда оттенит контрастную фигуру чужака. И в какую бы щель он ни забивался, обнаружит и заморит, как таракана.

В метро было совсем тоскливо. Именно здесь по утрам толпились приезжие – и те, кто только что прибыл с вокзала, с баулами, сумками, рюкзаками и ящиками, и те, кто уже нашел работу и ехал отбывать повинность, отказывая себе во всем – в еде, одежде, проезде в транспорте, в мороженом и даже хлебе. Откладывая копейку за копейкой, они отправляли деньги домой, родне, тешась фантазиями о благодарных родственниках. Это потом, когда связь с родиной ослабнет, приезжий погрузится в тоску. А пока счастье оттого, что можно порадовать близких, оставленных в ожидании посылок и переводов, еще бьется у него в виске. И он точно знает: он человек хороший, потому что с утра до вечера работает для тех, кто не смог или испугался отправиться на заработки.