Войцех Жукровский - Каменные скрижали

— На вашем месте я поостерегся бы, зачем объявлять заранее… Сначала попробуйте, — Иштвану стало стыдно за эту перепалку, но на стороне посла была сила, он мог навредить, оговорить, а оправдываться перед ним — все равно что наполовину признать вину. — Есть товарищи, которые помнят ваши заслуги.

— Я сидел, этого вы у меня не отберете, — посол грохнул кулаком в грудь так, что загудело.

— И не подумаю, — охотно опроверг Иштван. — Только с тех пор заслуг поприбавилось. Вам очень нравился твердый курс. Из-за таких, как вы, и разразился Будапешт.

Байчи не дрогнул, сочтя соперника всего лишь хорошим игроком, не падающим под ударами. Где этому рифмоплету, поганке писучей, паршивому интеллигентику проложить норку куда следует, где ему разнюхать такое, чего он, посол, не знает, сигнальчик получить?

— Желаете знать, в чем обвиняли вас товарищи? — взялся он перечислять, всей ладонью одной руки загибая толстые обмякшие пальцы другой. — Во-первых, вы лентяй, мало трудитесь, а эту страну мы должны завоевать, — он тут же поправился, — то есть привлечь на нашу сторону. Одни бабы у вас на уме, пикнички да развлеченьица. Никто, кроме вас, в клуб не полез, вы сноб. Отсюда круг ваших знакомств, вас зовут, а вы и рады, с капиталистами якшаетесь, потому кто такой раджа Кхатерпалья? Кто его тесть? А этот мошенник Чандра? А майор Стоун, который работает на разведку, и все об этом знают, кроме вас? А чем здесь занимается эта австралийская красотка, которая к вам прилипла? Ничего себе окруженьице подобрали, — декламировал Байчи. — Это уже не подозрения, у меня факты налицо, настал срок либо отозвать вас, либо, — он взвесил слова, — отсечь, отмежеваться от такого, как вы.

— Голословные обвинения, — притворился равнодушным Иштван.

— Голословные? Это мне самому вы подсовывали дурно пахнущие знакомства, мне самому, — ткнул он себя пальцем в грудь, — А ваше подозрительное любопытство? Я сам застал вас в комнате шифровальщика, куда вход категорически воспрещен.

— Хотел прочесть декларацию нового правительства.

— Обратились бы ко мне, я бы вам предоставил возможность. А эти странные разговорчики, прощупывание людей, поиски слабых мест? Кто спаивал персонал? Вы дали завхозу виски? Шесть бутылок. Что рассчитывали получить взамен?

«Прежде всего, спокойствие, — погасил папиросу Иштван. — Наверняка сейчас всплывет история с сертификатами, которые я дал Ференцу, сам себя подставил…»

— Это все? — спросил он, сам дивясь, как спокойно звучит собственный голос.

— А вам мало? Что бы вы сделали на моем месте? Я всего-навсего предложил отозвать вас, — наклонился к Иштвану посол, лицо его смягчилось, словно от заботливой благожелательности. — Губить вас не хочу. Написал, что это по вашей личной просьбе, что вы устали от разлуки с семьей.

Не взять было в толк, то ли Байчи издевается над ним, то, ли, обвинив во всех грехах и наступив на шею, изволит поднять с колен, как блудного сына, на вид милосердным жестом всепрощения, а по-настоящему, чтобы удушить в крепких объятиях на собственной груди.

— И правильно, — покладисто согласился Тереи. — Думаю, вам это не зачтут как проявление слабохарактерности.

— Эх ты, — почти приласкал его отцовским голосом Байчи. — Чего ради ты за мной хвостом ходил… Что вынюхивал, до чего докапывался?

— Любознательный я, — скривил губу как бы в гримасе Иштван.

— А цель?

— Правду знать хотел, — это искреннее признание прозвучало как изобретательнейшая ложь, даже самому стыдно стало.

— По чьему приказу?

Видя, что Тереи с отвращением молчит, Байчи пустился в объяснения, словно перед ним заупрямившийся ребенок.

— Я здесь усижу. Меня пальцем тронуть нельзя, хотя бы потому, что уже не подобает. Тронь Байчи — пойдут вопросы; «А почему не всех остальных?» Слишком высоко меня вынесло. Наводить на меня критику — значит подкапываться под партию. Только бездельники безупречны. Понял? А мне охоты нет уступать место первому попавшемуся дурошлепу! Когда надо было грязное дельце обтяпать, кому его поручали? Мне. И тогда я был хорош. А сейчас смотрят на меня как на преступника. А ведь за такими, как я, кое-что стояло и, факт, стоит. Разве этого уже не принимают в расчет? Разве я когда-нибудь говорил, что я невинная овечка? — хрипел он, полуоткрыв рот, яростно уминал табак в трубке, но не зажигал ее, прекрасно помня, что от дыма кашлем зайдется. — Хочу стать замминистра и стану. Захочу отдохнуть — поеду в небольшую удобную страну, в этакую Голландию, там пережду. Меня ниже не столкнут… Может быть, в школьные прописи, как ваша братия, и не попаду, но историю республики делали я такие, как я, — обвисший кадык посла подрагивал от прерывистого дыхания. — На пенсию меня не спровадишь. Я не позволю себя заживо хоронить. Я останусь там, куда меня партия поставит, — но звучало это так, словно партии указывает он.