Леонид Могилев - Клон

Установлены сроки окончания всей операции — октябрь двухтысячного года, с тем, чтобы не дать укрепиться за следующую зиму администрациям в районах Чечни и военным администрациям.

Грузия — вот она. За поворотом тропы. Там, возле границы, в нескольких всего часах, ждет меня тот, кому поручил это Старков. И душа его, еще не вознесшаяся, где-то здесь, над нами. Славка наблюдает, хорошо ли идут дела, здоров ли личный состав и проводится ли по вечерам разборка и смазка оружия. Он настоящий командир. А если у него не было души, то там, наверху, требования к нему другие. Те души, что погубил он, выполняя службу свою, будут на суде. Они сами посмотрят на себя со стороны и не смогут ничего приврать или приукрасить. Момент истины. Будь ты вайнах, будь ты славянин или так, серединка на половинку. Все по справедливости. Уж там-то все поймут и разберутся. Там, наверху, ведут свою беседу опера СМЕРШа и западенцы, сварившие в котле лейтенанта-милиционера. Там лесные литовские братья идут по бесконечному пляжу, а навстречу им — председатель сельсовета с ликом Баниониса. И мир. И благодать. Нет никакой преисподней. Есть вечный пляж, вечное небо, вечная тропа. И если нет души, то хоть что-то есть?

В расщелину эту мы поднимались часа три, хотя казалось: забей крючья, навесь веревки — и готово. Но стенка должна остаться девственной. На тропе будут профессиональные следопыты и убийцы. Вначале Звездочет продемонстрировал высокое искусство скалолазания, а потом уже я споро, в пять минут, поднялся по веревке. То есть опять мне помогли. В который раз за эту безумную экспедицию. Я этого не заслуживал.

— Будем оборудовать квартиру. Стелиться, раскладываться, кушать будем.

— Наблюдать.

— И наблюдать. Один хлопочет, другой наблюдает. Караван пройдет через шесть часов. Так сказали по волшебному ящику, — сказал Звездочет.

Рация у него классная. Со сканером. Японская.

Я заступил на пост наблюдения, а он разобрал рюкзаки, раскатал поролоновый коврик, расстелил спальники. Огня разжигать не пришлось. Снаряжение оказалось импортное, мешки с электроподогревом, консервы согревались посредством раздавливания выпуклости на донышке. Гуляш, фасоль, кофе.

— Где взял?

— Трофей, — скромно пояснил Звездочет, — этого дерьма много в моей многострадальной республике. Ты кушай.

— А ты?

— И я, пожалуй. Ты отдохни, а я посмотрю на дорогу. Не идет ли кто.

— А кто может быть?

— Всякое случается. Лихой человек, например. Как ты.

— Какой же я лихой?

— Валла — билла. Есть хабар, что ты самый лихой в моей печальной стороне. Если все журналисты такие, вы непобедимы.

Будто бы сам Старков сидел сейчас со мной и балагурил.

— Говно, а не гуляш, — решил я польстить Звездочету.

— Ты не подлизывайся. Американская пайка тебе милей жижиг-галнаша.

— Мне русская котлетка милей.

— Сказала свинья под дубом демократии. Зачем же тогда Борю нам посадили? И Мишу?

— Я, что ли, сажал?

— Ты. И шахтеры. И лично господин Яковлев. Должна быть одна газета, одна программа по телевизору и одно радио. А лучше вообще без этого. В кино ходить. На танцы.

— На планерах гонять.

— Во.

— А всех телеведущих развесить по фонарям.

— Во.

— И заживем тогда.

— Во.

— Без налоговых инспекторов, без выборов.

— Правильно. Выборов больше не надо. Лимит на выборы исчерпан.

— Но не на революции.

— Точно.

— Йес.

— Ура. Только кончай болтать. Караван идет.

— Так рано же?

— Он раньше идет. А мы его видим.

Щель в снежном напуске, который искусно соорудил Звездочет, давала видеть ровно то, что нужно, тропу на всем ее протяжении до поворота. Но только никакого каравана я не увидел. Шли по тропе трое. Один впереди, скрючившись и пошатываясь, и двое на дистанции, озираясь и тоже что-то разглядывая.

— Что это?

— Минеры. У первого миноискатель. Растяжки ищет, железо. Здесь и пластид может быть, и нормальная мина. Противопехотная. Собаку ведут.

— Я не заметил.

— Правильно. Она в белом балахоне. Впереди всех. Так. Молчи. Они работают. Звук здесь лихо гуляет. Молчи. А я смотреть буду. Только чтобы ничего не звякнуло. Убью. Первая пуля тебе, вторая себе.

Разведчики работали с тропой часа три. Потом они устроились под нами, как раз под расщелиной. Это мне показал знаками Звездочет. Собака подвывала и тявкала, задрав голову к небу. Она чуяла нас. Но ее хозяин счел это просто дурью.

А ровно в назначенное время появился караван, и Звездочет дал мне взглянуть на него.