Фабрис Каро - Фигурек

Прохожу по залу, сажусь за столик, где мы сидели с Таней во время нашего последнего, такого неудачного свидания — я не суеверен.

Некоторое время спустя подходит Дуб. В одной руке у него мой кофе, в другой — его пиво.

— Можно?

— Я надеялся на другую компанию, но пока…

Его четкие и гармоничные жесты все так же безупречно соответствуют его могучему телосложению, можно подумать, при его рождении в божественном кастинге произошел какой-то сбой. Он пододвигает мне чашку и отхлебывает пиво. Череп его гладко выбрит и блестит — просто-таки Mr. Proper [56] Дело тут не только в том, что в Америке и во Франции так называется профессиональное универсальное чистящее средство компании Procter & Gamble, но еще и в том, что на этикетке этого средства в 1958 году, то есть задолго до того, как это вошло в моду у мужчин, дизайнеры изобразили лысого мужчину с серьгой в ухе, от которого во все стороны идет сияние. во плоти (если бы эту марку чистящего средства прибрал к рукам Фигурек, то Дубу наверняка доверили бы играть главную роль).

— Должен вам сказать, что… что Сильви… ну, то есть Таня сегодня не придет…

— Почему это не придет? Откуда вам знать!

— Не сердитесь, если уж вам есть на кого сердиться, то только на себя самого… Большому Совету стали известны ваши причуды, и было принято решение на какое-то время отдалить ее от вас — в первую очередь для блага Фигуре ка, но так будет лучше и для вас обоих…

— Отдалить?! Это что еще такое — отдалить?!

— Ее перевели в другой сектор. Больше я ничего не знаю, а если б и знал — вам не сказал бы… Сами того не понимая, вы — как, впрочем, и другие — принесли ей немало зла… И подобная перемена места скажется на девушке благотворно…

— Я?! Да каким же это образом я мог повредить Тане?!

— Вот-вот, ответ на ваш вопрос — в самом вопросе. Никакой Тани не существует. Точно так же, как не существует Мари-Анж, Бренды, Наоми или Орнеллы. Всё это имена, которые вы и вам подобные хотели, чтобы она носила, всё это особы, которыми она должна была становиться по вашему желанию, а вы все, сколько бы вас ни было, такие, как вы есть, никогда ее не любили. Вы любили прежде всего себя самих — в том образе, который сами и выдумали; вы платили за пользование драгоценным зеркалом, чтобы любоваться собой в приступе самого извращенного, какой может быть, нарциссизма; вы дорого за это платили — но это ваша проблема. Да, я ни на минуту не усомнюсь в том, что вы любили Таню и сейчас ее любите. Точно так же Дюмуде любил Орнеллу или Дюсколен — Бренду. Но Сильви… Сильви не любил никто и никогда… Пока эти марионетки служили тому, чтобы выставлять вас в выгодном свете, сама Сильви страдала от одиночества… Вот вы… вы можете мне сказать, кто это — Сильви, какая она, Сильви? Что она любит, чего она ждет, о чем мечтает? Нет, разумеется, нет. Девушка ждала, отчаялась уже ждать, когда вы прекратите заниматься только собой и захотите понять, что там у нее за приятной внешностью, но ждала она напрасно: помимо себя самого, вас ничего на этом свете не интересует. Ну и нечего плакаться теперь! У меня к вам несколько странная симпатия, хотя вы не заслуживаете большего, чем остальные, такие же, и знаете, я не верю в пресловутый синдром Фигурека, при котором больному трудно отличить выдумку от реальной жизни, потому он постоянно колеблется между ними. Я, скорее, думаю, что больной сознательно, по собственной воле делает выбор и погружается с головой в фантазии, потому что там ему лучше, потому что только там он чувствует, что живет, только там ощущает себя кем-то… Конечно, вы можете обратиться к врачу Фигурека, если захотите, но мне-то кажется, ничем он не поможет…

Я вижу, как в мою чашку с полуостывшим уже кофе падает слеза. Дуб прикуривает. Пакет с подарком лежит в центре столика — как раз между нами.

— Вы женаты?

— У меня есть подружка. Настоящая…

— Возьмите-ка этот пакет и отнесите ей. Скажете, что это подарок от одного из ваших дальних родственников.

— А что там?

— Понятия не имею.

— Тебе непременно хочется, чтобы с тобой разделались? Знаешь, голубчик, если тебе угодно получить пулю в лоб — это твоя проблема, ну, если не считать твоих стариков, остальному человечеству на это в высшей степени наплевать. Но ни к чему тащить и других за собой в кучу дерьма, или я тебе помогу покончить с жизнью, клянусь, долго ждать не придется… Врач, мальчик мой, это же врач! Он не такой служащий, как другие. Он-то не договаривается об условиях контракта по телефону и не получает их почтой, как я. Он-то в лицо знает всех начальничков и, как мне кажется, не постесняется на тебя донести… Ты где живешь, милый, на каком свете? Ты можешь орать что угодно где угодно, мне плевать, на кой черт ты мне сдался, ты можешь выйти нагишом на площадь и славить там евгенику или педофилию, если это тебе улыбается, словом, делай что хочешь, с точки зрения последствий это все же лучше, чем выкрикивать всякое такое про Фигурек в битком набитой забегаловке!.. К счастью, они сумели исправить дело после твоего ухода и объявили тебя психопатом из психопатов — впрочем, я уже и сам начинаю так думать… и будь проклят день, когда я с тобой связался… Из-за твоих идиотских выходок я в конце концов попаду в Информатекс, и очень скоро… Ты знаешь, как они там обращаются с заключенными? Знаешь? Ничего ты не знаешь, ни-че-го, это совершенно очевидно!.. И ничего не боишься… Ох, как же ты надолго застрял в юношеском идиотизме… Информатекс — это экран компа, который светится каждый день с восьми утра до шести вечера, при том, что ты не имеешь права дотронуться до клавы. У заключенных там отбирают «Солитер» и «Морской бой», ты опять-таки ни на что не имеешь права — ни тебе кроссворда, ни тебе книжки, ну, а желая еще усугубить тяжесть наказания, к тебе помещают соседа, как правило, черноногого [57] Черноногим (un «Pied-Noir») называют француза из Алжира, перебравшегося во Францию, начиная с 1954 года. В повседневном языке «черноногий» — почти синоним «репатрианта», среди таких репатриантов могут быть христиане и иудеи, но только не мусульмане. , и платят ему за то, чтобы он каждые десять минут рассказывал тебе, что жили-были, дескать, старик со старухой, и был у них, дескать, сын… Нет уж, не хочу снова пережить это все, не дождешься, братец ты мой, слышишь? Если мне суждено опять оказаться в тюряге, обещаю: я и тебя за собой потяну!