Я услышала крик:
— Почему Роджер это сделал?
Гизелла опустила сумку и посмотрела мне в глаза:
— Это было необходимо. Натан так же поступал с другими, вспомни об этом.
— Но это его убило.
— Нет, не это. Натан любил виски, он напряженно работал. Он был… очень занят жизнью семьи. Большой семьи. Все это вместе внесло свой вклад. Это сделало не увольнение. Натана убило его больное сердце.
В дверь продолжали звонить, но я отправила Еву встречать посетителей. Каждый раз она что-то приносила. Бутылка вина, с надписью «Соболезнуем» на этикетке. Брошюра «Последняя воля и завещание». Следы кофе на мягкой обложке, загнутые уголки страниц. В разделе 14.4.3 «Справедливый раздел между сторонами» кто-то яростно нацарапал на полях: «Это мне должно было так повезти».
— Кто ее принес, — спросила я у Евы, но она сказала, что не знает эту женщину.
«Последняя воля и завещание» лежали на кухонном столе передо мной. Я, как предполагал весь остальной мир, оплакивала Натана. Крис Шарп, вероятно, наслаждался хорошим днем… Вряд ли Питер Шейкер испытывал муки совести. Я почувствовала жалость к Кэролайн, которой придется делать выбор между лояльностью к мужу и ее собственными строгими понятиями о нравственности. Питер, вытолкнувших из кресла Натана, явно не вписывался в строгие рамки ее принципов.
Кто-то вошел в кухню.
— Мартин, — сказала я.
Он поставил закрытое фольгой блюдо на стол и наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку.
— Я приехал, как только смог. И привез макароны с сыром.
Я постаралась найти вежливый ответ. Любой ответ.
— Лукас любит макароны с сыром.
Он сел рядом со мной и взял обе моих руки в свои.
— Пейдж попросила Линду приготовить их. — Последовала пауза. — Это ужасно, Минти, но ты выдержишь. Я пришел сказать тебе это. Может казаться, что ты не сможешь, но ты выдержишь.
Его пожатие было прохладным и крепким, и я была благодарна ему за это.
— Поговори со мной, Мартин.
— Я для этого и пришел.
Макароны выглядели очень аппетитно с хрустящей корочкой сыра наверху.
— Я не знаю, что надо сделать в первую очередь.
Мартин отпустил мои руки и достал листок из нагрудного кармана.
— Я составил список, — сказал он. — Слепил его из того, что я помню, когда умерли мои родители. Всякие похоронные мероприятия.
— Список! — воскликнула я. — Ты писал список, когда у тебя самого столько дел?
— Но мы же друзья. — Мартин передал мне его. Это поможет тебе собраться с мыслями. Оттолкнуться от чего-то конкретного.
— Как Пейдж и малыш?
Он слегка нахмурился:
— Они в порядке. Только я не уверен, достаточно ли Пейдж отдыхает.
— По ночам тяжело?
— Я сейчас сплю в комнате для гостей.
Темнело, и надо было включить свет, но я не вставала. Мы с Мартином сидели на кухне, пока не сгустились сумерки, и я была благодарна, так благодарна ему за присутствие.
— Сегодня сказок не будет, — сказала я ребятам. — Я хочу поговорить с вами.
Они были свежемытые, блестящие и смотрели на меня с надеждой.
— Это о папе?
Две пары глаз доверчиво смотрели на меня. Я похлопала ладонью по кровати Феликса.
— Залезайте и садитесь рядом со мной.
Феликс устроился справа от меня, а Лукас слева. Я обняла их и погладила по спине. Феликс изогнулся, скользнул вниз и принес «Голодную гусеницу». Он протянул книжку мне обеими руками. Я покачала головой:
— Не сегодня, Феликс. Папа… — я запнулась и замолчала, искала опору. То, что я должна сказать своим детям. То, что поможет им справиться с будущим горем.
— Папа… — Лукас хихикнул, — наш папа?
— Да, твой папа.
Феликс взял Бланки [9] Игрушка — герой м/ф «Отважный маленький тостер».
и снова прижался ко мне: теплый, удивительно тяжелый для своего роста.
— Папа очень вас любил, — сказала я и прижала их к себе покрепче, — и он всегда будет с вами. Но я боюсь, что с ним что-то случилось… — Я поперхнулась, но изо всех сил старалась не останавливаться. — Он очень сильно заболел, его сердце не могло биться, и он умер. Он ушел от нас и больше не вернется.
Лукас разрыдался:
— Он обещал прийти на футбол.
Я испытала невыносимое чувство тяжести и поражения.
— Лукас, папа не сможет прийти на футбол. — Я взяла его маленькую руку и погладила. — Он обязательно пришел бы, если бы мог.
— Куда он ушел? — Лукас уже захлебывался от рыданий.
— Он ушел на небо. Он, наверное, видит нас и думает о нас все время. Я буду заботиться о вас, и мы будем вместе. И мы будем думать о нем, правда, ребята?
Читать дальше