Ровно месяц прошел с того дня, и в день влюбленных, когда сретенские морозы заставили Станислава изрядно поработать с печью, а снег снаружи, густой, сухой и резкий, предполагал уже настоящую пургу, редактор уездной газеты Сергей Сергеевич Желнин, как бы и не существующий вовсе, крутил колесико настройки приемника и услышал вдруг совершеннейшую дичь. Девушка-ведущая, прежде чем перейти к ненавязчивому общению с любителями популярной рок-группы, ненароком припомнила еще и его, Серегу, сказав, что она его хорошо знала и скорбит и что вообще напасть такая и прочее. И тут Сереге стало обидно. Вначале занятно, а потом обидно.
Станислав упражнения свои сочинительские прекратил, а, как удалось выяснить, подсмотрев как-то в тексты, писал он никакие не мемуары, а пространную аналитическую записку, предложения по эффективному переустройству государственной экономики и финансовой системы. Желнин мгновенно интерес к старику потерял.
— Дедушка Станислав.
— А?
— Где мы?
— Про колыванские леса слыхал?
— Естественно.
— Вот мимо Шапкино дорога идет, потом вправо, мимо воинской части и пятнадцать верст на север. Чаю выпьем?
В комнате, где прожил три недели Желнин, стеллаж книжный. Медицинские справочники, подшивки разнообразных журналов, приложение к журналу «Вокруг света» — детективы в тонких обложках. Медвежья шкура на полу, чучело глухариное. Никаких ружей нет и в помине. На кухне баллон газовый, на случай, если дрова лень колоть. Есть и погреб, где у Станислава, добровольного сторожа, грибы в банках и соленья, привезенные из города. Никаких озер или речек нет поблизости, а ловля рыбы — пустое для Станислава занятие. Главное — доктрина, которую должен увидеть премьер-министр.
— Станиславушка.
— А?
— А как же ты тут?
— Что?
— Безоружный. А если нехороший человек?
— Почему ты решил, что безоружный?
— Ружья не вижу.
— А что сейчас ружьем отвоюешь? Есть у меня кое-что. Спи спокойно. Говорят, скоро на выход?
— Говорят.
— В чем там у тебя дело, не знаю, но денег могу одолжить. Возьмешь?
— Возьму, — не раздумывая, ответил Желнин.
Старик отправился к себе на кухню и принес толстую пачечку сотенных.
— Даю на полгода. Потом вышлешь по этому вот адресу, — и приложил бумажку. Деньги, естественно, были от благодетеля, и возврата их не предполагалось.
В доме Станислав ствола не держал. Желнин уже все аккуратно осмотрел, даже в погреб спускался, когда старик выходил. В погребе пол цементный. В стенах углублений нет. Свертков и коробок нет. Постепенно осмотрел и кухню. В спальне искал ночами, дверь на кухню прикрыв. Можно было ожидать оружие на полке за книгами, за журналами. Кроме денег, которые он положил на место, ничего.
И только когда стал выходить во двор, прогуливаться, лопатой этой фанерной даже понемногу двигать, обратил внимание на поленницу. Тропинка туда протоптана. Берет чурочки дедушка Станислав с одной стороны, а тропинка свежая с другой. Не тропинка даже, а так, следы. Поленницу из окна не видать. Серега аккуратно обошел ее и там, где снег отсутствовал, а значит, недавно туда лазили, полено вынул. Обнаружилась ниша. В ней сверток. Оглянувшись на дверь, сверток в руке только подержал, разворачивать не стал. Ствол. Что-то вроде «Макарова». Положил на место, полешко задвинул, припорошил слегка. Стараясь следов не плодить, обошел поленницу, в дом вернулся.
Костя Желнина вывез на станцию Огоньки. Это от города верст сорок в сторону областного центра. Паспорт отдал, еще денег вручил от Малахова и билет. Поезда дождался, пожал Желнину руку, пожелал больше не болеть, и чтобы поскорее все несчастья закончились. Еще адрес дал в Питере, куда в случае чего обратиться.
Прощание со Станиславом вышло и вовсе трогательное. Дед наливки достал из погреба. Уже можно было немножко Желнину, обед сильный сготовил. Плохо одному в старости. Костя рассказывал, что тот без жилья остался. Кинули при обмене. История обычная. Так что он теперь как бы при Малахове — то ли в сторожах, то ли в приживальщиках. Тот ему еще во многом помог. Всем Малахов помогает. Человек такой. Желнин, когда пистолет забирал, заколебался. Развернул и обнаружил дамское какое-то оружие. А тяжесть была от трех запасных обойм. И свиньей себя чувствовал последней. Только не мог он вот так уехать в Питер, ни в чем не разобравшись. И подставиться не мог. И других подставить тоже. Слишком недавние воспоминания о морге его не бодрили. И при первом же случае решил раздобыть другое оружие, а это старику вернуть. В обойме пять патронов, шестой в стволе, смазка, ствольный канал чистый.
Читать дальше