Жорж Перек - Жизнь способ употребления

Встреча произошла в нью-йоркском доме Дж. П. Шоу 15 июня 1896 года. Едва Шервуд упомянул о находке книги, изданной Карли, как Шоу его прервал:

— Речь идет о «Vita brevis Helenae», не так ли?

— Совершенно верно, но…

— К задней обложке пришит конверт со списком всех реликвий Голгофы?

— Да, действительно, но…

— Так вот, уважаемый, как я рад, что наконец-то с вами встретился! Вы нашли мой личный экземпляр! Насколько мне известно, других и не осталось. Его у меня украли два года назад.

Профессор встал, отошел к шкафчику, покопался в нем и вернулся, держа несколько помятых страниц.

— Смотрите, вот объявление, которое я опубликовал в специализированных газетах и направил во все библиотеки страны:

6 апреля 1893 года из дома г-на профессора Дж. П. ШОУ в Нью-Йорке, штат Нью-Йорк, Соединенные Штаты Америки, БЫЛ УКРАДЕН редчайший экземпляр «VITA BREVIS HELENAE» Арно деШемийе, Карли, Венеция, 1549,171 нум. стр., 11 стр. б. нум. Переплетные доски в весьма плохом состоянии. Веленевые форзацы. Раскрашенный обрез. Из трех замков сохранились два. Многочисленные ркп отметки на полях. 5 ВЛОЖЕННЫХ РУКОПИСНЫХ СТРАНИЦ Ж.-Б. РУССО.

Шервуду пришлось отдать Шоу книгу, которую он уже полагал своим окончательным — и к тому же весьма выгодным — приобретением. Он даже отказался от предложенных ему двухсот долларов компенсации. Зато попросил историка разобрать вместе с ним обширную документацию итальянца. На этот раз отказался профессор: работа в университете занимала все его время, но самое главное, он не верил, что бумаги Мандетты могли открыть ему что-нибудь новое: историю реликвий он изучал уже лет двадцать и, как ему представлялось, ни один более или менее важный документ не мог ускользнуть от его внимания.

Шервуд принялся настаивать и в итоге предложил профессору такую баснословную сумму, что тот согласился. Через месяц, по окончании экзаменационной сессии, Шоу перебрался в Бостон и принялся изучать кипы многочисленных заметок, статей и газетных вырезок, оставленных Мандеттой.

Перечень Реликвий Голгофы был составлен в 1718 году поэтом Жаном-Батистом Руссо, который после изгнания из Франции в результате весьма темного дела о куплетах в «Кафе Лоран» служил секретарем у принца Евгения Савойского. За год до этого принц, сражаясь за Австрию, отбил у турок Белград. Сия победа, последовавшая за чередой других, на время устранила затяжной конфликт, противопоставлявший Венецию и Габсбургов Оттоманской Порте, и 21 июля 1718 года в Пожаревце при посредничестве Англии и Голландии был подписан мирный договор. Именно по случаю этого пакта, в надежде снискать благосклонность принца Евгения, султан Ахмед III передал ему целую груду важных реликвий, происходивших из тайника в одной из стен собора Святой Софии. Опись этого дара нам известна по письму Морица Саксонского — решившего служить под началом принца, дабы овладеть военным искусством, в котором он, кстати сказать, уже не знал себе равных, — своей жене, графине де Лобен: «… древко Святого Копья, терновый Венец, путы и прутья Бичевания, издевательские Багряница и Трость Страстей Христовых, Святые Гвозди, Пресвятая Чаша, Плащаница и Пресвятой Плат ».

Никто не знал, что с этими реликвиями произошло потом. Они не составляли гордость церковных сокровищниц ни в Австро-Венгрии, ни за ее пределами. После буйного расцвета в период Средневековья и Возрождения культ реликвий начал значительно ослабевать, и вполне вероятно, что принц Евгений в насмешку попросил Жана-Батиста Руссо описать реликвии, которые на тот момент почитались.

Однако спустя пятьдесят лет Святая Чаша объявилась вновь: в письме, написанном по-итальянски и датированном 1765 годом, публицист Беккариа поведал своему покровителю Карлу Иосифу фон Фирмиану о посещении знаменитого кабинета античности, — переданного в 1727 году Коллежу Святого Иеронима в Утрехте согласно завещанию его бывшего ректора, филолога Питискуса, — и в частности упомянул « одну глиняную чашу с клеймам, о которой нам было сказано, что это чаша Голгофы ».

Разумеется, профессору Шоу была известна и опись Жана-Батиста Руссо, оригинал которой был приложен к его экземпляру Карли, и письмо Морица Саксонского. Зато он ничего не знал о письме Беккариа: оно заставило его подпрыгнуть от радости, ибо упоминание о « глиняной чаше с клеймом » наконец подтвердило гипотезу, которой он всегда придерживался, но которую никогда не осмеливался высказать: Чаша, в которую на исходе Страстей Христовых Иосиф Аримафейский собрал кровь Господа, никак не могла быть из золота, меди, бронзы и тем паче из цельного изумруда, а была, разумеется, из глины: перед тем, как отправиться омывать Раны Спасителя, Иосиф купил на рынке простой керамический горшок. Шоу, в порыве воодушевления, хотел тут же опубликовать письмо Беккариа, сопроводив его своими комментариями, и Шервуд с превеликим трудом сумел его отговорить, пообещав, что еще более сенсационный материал для статьи появится в тот день, когда они отыщут саму Чашу.