Род Лиддл - Тебе не пара

Вздохнув и поднявшись на ноги, Энгин хватает банку «Спрайта» из ведерка со льдом, проверяет, все ли у него с собой, разглаживает на фигуре пиджак «Босс» и направляется к двери, гримироваться.

По коридору взад-вперед лихорадочно носятся продюсеры, авторы программ и распорядители, охваченные, как водится на телевидении, бессмысленной паникой. Шоу уже началось: снимают беседу Парки с первой участницей, женщиной, страдающей болезнью Дауна, которую, тем не менее, избрали кандидатом в члены парламента от консерваторов Моул-Вэлли (есть, оказывается, и такое место). Энгин поздоровался с ней, когда бедняжка, трогательно дрожа, стояла в фойе, не вполне понимая, что она здесь делает.

Гримерша-то и вправду очень привлекательная, думает Энгин, с хлюпаньем потягивая свою сладкую водичку. Она — еще одно воплощение его былых грез о девственницах Аллаха в те дни, когда он все пытался кого-нибудь подорвать: волосы цвета бронзы долгим каскадом струятся вниз по спине, подвижный рот — обалдеть можно. Усадив его в кресло, она оборачивает простыню вокруг его шеи.

— Так вы, значит, впервые на телевидении, мистер Хассан?

Энгин снисходительно смеется.

— Нет-нет — совсем наоборот. Последнее время я постоянно на телевидении — сам не знаю, почему, хе-хе-хе. Непонятно, с какой это стати людям хочется послушать, что я рассказываю. Прямо какой-то ветеран сцены!

Женщина легонько касается лица Энгина ваткой с темно-коричневым тональным кремом.

— Как интересно! — щебечет она. — Так где, значит, вас последний раз показывали?

Энгину приходится на мгновение задуматься. Со временем все эти шоу как будто сливаются в одно.

— Э-э-э… «Слабое звено: звездный выпуск»… или «Твоя жизнь» — не помню что-то.

— О, так я же вроде «Слабое звено» видела. Интересно было?

По правде говоря, «Слабое звено» ему совершенно не понравилось: там еще эта жуткая грубиянка задавала вопросы, ответить на которые у него не было ни малейшего проблеска надежды. Его в тот раз выкинули первым из участников. Откуда, черт побери, ему знать, кто был братом Гамлета? Нет бы спросить о чем-нибудь из славных анналов исламской литературы! Эти телевикторины… все они предвзятые в культурном плане. А вот «Твоя жизнь» прошла замечательно, у него прямо комок к горлу подступил, когда ему представили древнюю, но все еще бодрую миссис Бадареев, соседку, чьи нескончаемые поручения он выполнял в детстве. Они тогда жили у пыльных берегов озера Ван. Когда ее вызвали на сцену, он за голову схватился — искренне не мог в это поверить, аж дыхание сперло. И тут старая дура вышла и все испортила, сказав через переводчика (голос у этой деревенщины напоминал карканье от душившей ее мокроты):

— Мы все еще тогда друг другу говорили: ну, что с Энтина взять, с дурачка этакого. Бывало, стоит ему появиться, так мы все посмеиваемся, мол, никакого толку не выйдет из этого толстяка, уж поверьте, никакого толку.

Как смеялись зрители! И как противно было, когда потом, после этого злобного клеветнического выступления, пришлось обнимать коварную старую каргу на глазах у миллионов людей. Невежественная, неблагодарная ведьма!

И все-таки народ на телевидении работал неплохо; в какой-то момент Энгин даже забеспокоился, что они могут выйти на видеосвязь с Тариком, сидящим в пещере где-нибудь в горах Гинду-Куша. Он нервно потел и косился на экран каждый раз, когда ведущий кого-нибудь игриво представлял. Для этих умников с телевидения, кажется, нет ничего невозможного, если что задумали — сделают. Все как будто готовы плясать под их дудку.

— В «Слабом звене»? А, да, — говорит он девушке-гримерше, — очень интересно было! Эта Энн Робинсон, Бог ты мой! Такая серьезная дама!

Пока она пудрит ему лоб, он спрашивает, стараясь снискать ее расположение:

— Так это вы гримировали небезызвестного мистера Робби Уильямса?

Робби — главный приглашенный участник, звезда шоу, настоящая достопримечательность. За воротами телестудии собралось тысячи две девочек-подростков, все визжат, описаться готовы от восторга. Входя в здание, он заметил, как мордашки у них разочарованно скривились: конечно, это ведь он, Энгин, а не их идол, появился из черного «Мерседеса». У Робби хватило воспитанности поздороваться с Энгином сразу по прибытии. Если точнее, он дружелюбно, со своей знаменитой обезьяньей усмешкой произнес: «Здорово, дружище, как дела?» — и скрылся в своей гримерной, размером изрядно побольше.

— Да! Он такой милашка, — говорит неверная шлюха-гримерша. — Ну, знаете, ни чуточки не задается. Все трепался со мной, прямо будто я ему, ну, как лучшая подружка!