Юлий Крелин - Игра в диагноз

С такими мыслями, с такими надеждами Борис Дмитриевич пошел туда. С надеждой попасть в привычную обстановку.

Он и пошел по привычной обстановке, вышел на привычную лестничную площадку, где на дверях было написано: «Нейрохирургическое отделение». Спустившись на два привычных марша, прочел: «Урологическое отделение». За стеклянной дверью в холле был виден большой красивый стенд с обязательствами, где урологи обещали освоить какую-то новую операцию. Борис Дмитриевич мимоходом подумал, сколько сейчас лежит у них в отделении больных, пришедших на эту осваиваемую операцию, и радует ли их это еще не выполненное, вернее, выполняемое обязательство. Стал вспоминать такой же стенд у себя в отделении. Их привозят с фабрики, где специально делают такие доски. Тяжелая доска — вдвоем ее несли из канцелярии. Они у себя тоже осваивали новые операции. А что же будет в будущем? Где взять столько новых операций, чтобы осваивать каждый год? Может, и эта самая папаинизация — тоже осваиваемый метод, что-то раньше он про него не слыхал…

Еще привычных два марша вниз — гинекологическое отделение. И здесь за дверью в холле большой стенд. Борис Дмитриевич подумал, что гинекологическому отделению намного легче живется, чем всем остальным, — у них чисто всегда и порядка больше. Женщины вообще аккуратнее, они убирают сами и на врачей своих смотрят с почтением, обожанием и даже подобострастием. Быт этих отделений всегда разительно отличается от всех других в больницах. Им хорошо вывешивать такой стенд. Он опять посмотрел на него, где белыми буквами на красном написано: «Добьемся звания отделения высокой культуры».

Когда с радикулитом в пояснице ходишь по лестницам, чего, только не успеешь разглядеть, о чем только не подумаешь.

Наконец этаж, дверь, свое, родное, близкое: «Хирургическое отделение».

Миша, Михаил Николаевич, сидел у себя в кабинете, как всегда, не один. Радостными кликами коллеги приветствовали своего страдающего собрата. Они довольны, что у них появился собеседник, знакомый с их нуждами, живущий их же проблемами, но еще не знающий их последних новостей, сложности их необычной ситуации; они довольны, что пришел человек, которому многое могут рассказать, который сейчас проникнется их бедами, посочувствует и которому можно поплакаться. Они считают, что сейчас поведают ему особые, нигде больше, ни в одной больнице не встречаемые коллизии, как в неисповедимом человеческом самодовольстве уверены они, а он будет слушать, внимать их речам, идеям, басням и воспоминаниям.

Борис Дмитриевич вжался в угол диванчика, как-то сразу растеряв всю вальяжность шефа, столь присущую ему в таком же точно кабинете, с такой же точно мебелью, с таким же точно диванчиком, на который он садился и у себя, показывая ненароком, — что не больно дорожит своим законным креслом у стола.

Поскольку все доктора знали Бориса Дмитриевича давно, то не было неожиданностью и его появление здесь: все уже все знали и ждали. Кроме стандартных вопросов о времени операции и формального вопросительного предложения: не надо ли помочь в устройстве, — они ничем больше не отвлеклись от основной линии их разговора. И Борис Дмитриевич включился в него такими же кратко-далекими, формальными репликами.

Доктор, сидевший напротив, спросил, будут ли они оперировать сегодня больного с подозрением на непроходимость, на что Михаил Николаевич с сомнением и вопросительно хмыкнул, и это, по-видимому, означало: посмотрим, понаблюдаем, подумаем.

Заговорили о премиях — их впервые стали давать в больницах. Заговорили все разом, что того небольшого количества денег, которое образуется за счет экономии заработной платы за квартал в результате незаполненных ставок, болезней, отпусков, для этой квартальной премии слишком мало, и что тех нескольких человек, которые могут получить премию в квартал, столь трудно выбрать и будет столько недовольных и несправедливо обиженных, что уж лучше бы этого и не делать.

Бориса Дмитриевича колотило по голове, да и по пояснице это тяжелое слово — квартал. Та же проблема возникла и у него в больнице. Велено давать лишь хорошо работающим, а как решить, кто работает хорошо, когда все работают много и тяжело. Тут он и включился в общий разговор и сказал, что нельзя давать премию за хорошую работу: работать хорошо — это нормально, а надо снимать премию за плохую работу. Все засмеялись, потому что у кого поднимется рука на деньги своих работников, — не так уж много они получают, чтоб их еще и штрафовать. Борис Дмитриевич согласился и сказал, что он в принципе говорит, а не конкретно.