Юлий Крелин: Игра в диагноз

Соседка Бориса Дмитриевича чуть придвинулась к нему и что-то сказала приглушенным голосом.

Борис Дмитриевич резко повернулся к ней, и вновь сильнейшая боль заставила его замереть. Соседка о чем-то спорила с ним, хоть он молчал, и через его голову — с Виктором.

«Людям спорящим нужна не чистота идеи, а победа. А я не спорить хочу, а сомневаться. Без сомнений нет интеллигентного, мыслящего человека. Для того и жить надо получше, полегче, чтоб оставалось время для сомнений, для дум и размышлений, — ведь они двигают мир в сторону от смерти, хоть она и неизбежна. Прогресс — это и есть увод мира подальше от смерти. Потому прогресс и вечен — цель его, как синяя птица, недостижима. Смерть-то будет всегда. Чего я на них взъелся? Чего на эту бабу взъелся? Она тоже хочет хорошей жизни, в конце концов».

— Борис, ты опять от нас куда-то ушел. Такая красивая женщина к тебе обращается, а ты весь в дурацких думах. Ты же хирург, супермен! Предлагаю разжаловать его из суперменов. Пусть по теории подкуется да читает про сверхчеловеков у Ницше какого-нибудь… Выпей!

«Он, пожалуй, образован, учен, да не умен. Ум сказывается не в словах, не в рассуждениях да логических построениях, а в делах, поступках, действиях. От ума людям вокруг легче, приятнее. При прочих равных, разумеется».

— Не хочу, Витя. Надоело пить. Удовольствия не получаю. Перестал.

— Ну! Ты болен.

— Конечно. Ты же знаешь.

— Что, и никакой потребности физиологической?

Борис Дмитриевич покачал головой, и непонятно было, утвердительно или отрицательно.

Виктора отвлек подошедший Павел Николаевич.

«Наверное, жить не по физиологическим потребностям и есть одно из главных отличий человека от животного. Все ругают сейчас человечество — не так едят, не так пьют, курят, мало двигаются, а вот животный мир… и так далее. Так человек же! Где-то я это слышал: пьем без жажды, творим без вдохновения, спим с женщиной без сердечного влечения… Из-за болей я стал не только желчным, но и занудным. Сам с собой — и то зануда».

— Виктор, — Павел Николаевич вальяжно положил одну руку на плечо Виктора, а от другой перепало счастья и Борису, — скажи, что, на самом деле там, в больнице, так плохо или ты ради красного словца, для беседы?

— Пашенька, там прекрасно. Там все хорошо. У меня нет претензий ни к врачам, ни к сестрам, но условия тяжелы. Ну, нет санитарок, понимаешь. А уж как следствие и с бельем плохо. Говорят, санитарок нет во всем мире, но мне-то, больному, какое дело? Мне кажется, и организационно в больницах многое нужно пересмотреть. А работают, по-моему, они все прекрасно.

— Павел Николаевич, пойдемте потанцуем.

Борис чуть отклонился и дал возможность Павлу Николаевичу подать даме руку, но сам, несмотря на свои недуги, удержаться не мог, чтобы не включиться в светскую жизнь:

— Что же вы через меня, так сказать, через голову прыгаете? Со мной бы сначала. Но я уступаю. Победа ваша, Павел Николаевич.

Все захихикали, и она вышла из-за стола. Уже положив руки на плечи партнера, нашлась и сказала:

— Вас же представили как «мающегося поясницей».

— Все. Молчу. Вы правы. К тому же как супермен в отставке, годный лишь для чтения Ницше, продолжу саморазоблачения: я еще и танцевать не умею.

Вокруг опять засмеялись.

— Боренька, а что действительно у тебя с твоим радикулитом? — спросил Виктор Семенович.

— Что с радикулитом! Есть он, стало быть, больно.

— А как лечишь?

— «Как, как»? Хочешь совет дать? Валяй. Страсть как все любят ближнего лечить.

— Я серьезно, Борис.

— А серьезно — надо оперировать.

— Да ты что! Сразу и оперировать. Подожди еще.

— Где же сразу! Чего ждать еще? Десять лет уже лечу. Знаешь, как невропатологи определяют показания к операциям по поводу радикулита?

— Ну?

— Ну, ну! Когда больной говорит: «Больше не могу, делайте что хотите», — это и есть тот край, когда невропатолог говорит «О!» и вызывает нейрохирурга. Больной не хочет терпеть, невропатолог не может лечить, — это и есть та ситуация, которая чревата хирургией, хирургами. Понял, друг мой?

— А сейчас-то болит?

— Не без того. Но в этот сиюсекундный момент не болит, и, пожалуй, Этим надо воспользоваться и махнуть до дома.

— Подожди еще. Раз не болит, подожди. Покуражимся немного, покуролесим.

— Особенно ты. Тебе все равно пить нельзя, какой же ты куролес?

— Это верно. Но ведь пьянеешь не только от алкоголя — ты знаешь. Поболтаем, потанцуем.

— Неохота ничего — все время под страхом. Не так повернешься — и, как говорят, полная поясница больных зубов. Ладно, Витюш, я тебя целую и потихоньку, без рекламы отплыву.