Марта Кетро - Жизнь в мелкий цветочек

Подумала, что раньше, когда удавалось полюбить, я вроде как записывала в файл человека «я его люблю», и с этого момента для него включался режим наибольшего благоприятствования. Всё — можно, всё — прекрасно, всё — ми-ми-ми. Нет, серьёзно, быть любимым мною легко и приятно.

Позже выяснилось, что, если любовь не экстрабрачная, беззаконная и неутоленная, а вполне сбывшаяся, есть нюансы. Оказывается, «я его люблю» нужно записывать в свой файл.

Это действительно очень важно. Поверьте, это себе нужно напоминать — через пять или семь лет, бывает по-разному, — что любишь. Так легко забыть, когда он всё время тут, бродит, что-то делает, иногда мешает. Я знавала людей, которые без этой напоминалки — забывали. Переставали разговаривать, любоваться, спали с кем-то ещё — от одной лишь рассеянности, не прекращая любить.

Главное, потом невозможно объяснить и оправдаться — не понимают. А это ведь очень просто. Просто, как река. Она прекрасна с самолёта, такая серебряная. Она прекрасна, когда летом купаешься в её водах. И когда лежишь на самом берегу, близко-близко рассматривая стрекоз и травы, — кукушкины слёзки, клевер, ещё какую-то безымянную пряную зелень.

Но жить у реки — совсем другое дело, от неё бывает сырость и комары, по весне иногда подтапливает. И тут уж приходится напоминать себе, почему ты однажды решил поселиться именно тут. Поэтому запиши себе: дом — здесь, лето — будет, этого человека — люблю.

В прошлый четверг утром я видела Ленина. В Мавзолее, где же ещё.

Ленин потрясающе решён по цвету, лежит, как белая лилия в розах. Но более всего понравился гвардеец на входе, который навстречу каждому посетителю делал сложное телодвижение — резко простирал левую руку в направлении продолжения осмотра, а правую подносил к губам и при этом шипел. Меня восхитила мысль, что у них в регламенте как-то прописан такой жест и звук. Впрочем, звук плавал, один раз гвардеец произнёс «шшш», а второй «чшшш». Гауптвахта, не меньше.

А во вторник мы с подругой Глорией пошли выгуливать золотые балетки и ближе к вечеру, утомившись, присели на зелёный газон у кремлёвской стены. Я разулась, блаженно шевелила пальцами в траве и наблюдала, как на белых золушкиных ножках медленно вспухают лиловые рубцы — от новых туфелек.

О чём две московские девицы болтали в тот сентябрьский вторник на закате? Конечно же о нём, об Адронном Коллайдере:

— И в процессе он может случайно генерировать микроскопические чёрные дыры… — Я воодушевлённо пересказывала статью из википедии.

— Нет. Мне это не нравится.

— А вот! И ещё волновые изменения реальности! И прямо сейчас они его запускают, — наябедничала я.

— Не, ну неужели им не жалко?! — Глория оглядела красную стену, зелёную траву, ушастых львов на смотровой площадке. — Этим приличным людям надо в обязательном порядке показывать голливудские фильмы с Брюсом Уиллисом, чтоб даже в голову не приходило такую ерунду устраивать. Может, им запретят?

— Ну, некоторые протестуют.

— Кто?

— Наверное, те, которые уже смотрели.

— …И я уверена, что там у них нет женщин. Женщина ни за что… Вот ты бы узнала о микроскопическом шансе, что твой ноутбук сгенерирует чёрную дыру, которая пожрёт твоего котика, а?!

— Да я бы и не включала. Но мне интересно, у них что, жен нет? Да если б мой Дима…

— Жёны не знали ничего, секретность. Представляешь, она думает, что муж какую-нибудь микроволновку строит, а он вон чего.

— А мне, знаешь, стало перед Н. неудобно. Он-то наводнения ждёт, а тут такая неожиданная беда — нехорошо получилось.

— Кто-то должен ему сказать, что в тайге теперь не отсидишься.

(Н., наш красивый друг, уверен, что через два года от Африки отколется огромный кусок, поднимет большую волну, которая в считанные часы дойдёт до Америки и смоет всех нафиг. И Европу тоже. И спастись можно будет только в Сибири. Мне прежде было неуютно это всё слушать, но тут я почувствовала некоторое превосходство от того, что мой вариант катастрофы верней и непоправимей.)

Я смотрю на стадо воробьёв, ощипывающих газон:

— И воробушки! Воробушков жалко.

— Сойти с ума, бегать босой по траве и приставать к туристам: «И воробушки, воробушки умрут!»?