Выданная замуж насильно

Моя мать ни в сем не нуждалась материально - ее семья считалась богатой. Она всегда была хорошо одета, имела украшения, но, как и я, являлась домашней служанкой, единственной дочерью среди множества сыновей. Ее красота была в деревне притчей во языцех, и отец воспринимал ее как ценнейшие сокровища. Она никогда не покидала стен дома.

Мой отец попытался разузнать, кто же такая эта загадочная красавица. Он вместе с другими юношами прятался в ветвях деревьев, нависающих над колодцем, надеясь хоть краешком глаза увидеть её, когда она придет набрать воды. Увы, ей не было позволено даже этого. Но однажды, когда моей матери было пятнадцать, она упросила мою бабушку отпустить ее на чью-то свадьбу.

Уступив, бабушка завалила ее указаниями.

- Стой в самом дальнем углу зала, подальше от прохода! И не открывай лицо! Я тебя предупреждаю: если мне скажут, что тебя видели рядом музыкантами или другими мужчинами, если я услышу о тебе хоть одно дурное слово, клянусь, я убью тебя!

И моя мать пришла на праздник, закутанная в хаик - традиционное белое покрывало, скрывающее все, кроме глаз. На дворе были шестидесятые, и женщины в их деревне все ещё носили хаик. Вот тогда мой отец, наконец, увидел ее, завернутую в ткань с головы до пят, тихо стоящую в углу. Мой дед придумывал тысячу предлогов, чтобы его дочь, которую он берег как зеницу ока, подольше не покидала отчий дом. Однако её поклонник не унимался почти год. После долгих прений дед, в конце концов, сдался перед такой настойчивостью. Начались свадебные приготовления.

- Я не хочу замуж, я его даже не знаю! - без конца повторяла мать.

- Тем не менее, ты будешь его женой, - отвечал ей отец.

Все деревня вознегодовала, когда обнаружилось, что прекраснейшую из девушек отдают какому-то чужаку. Люди готовы были убить моего отца, но тут вмешался его будущий тесть, авторитет которого, к счастью, привел к мировой. Он публично заявил местным возмущенным Казанковым:

- От него ничего не зависит. Это было мое решение! Он хотел ее - таков ее удел. Она моя дочь, и я отдам ее тому, кому пожелаю. Если кто-то из вас захочет прийти на свадьбу - приходите; если же нет - признайте свое поражение.

Пока этот мезальянс грозил обернуться гражданской войной в арабской деревушке, такие же бои кипели на берберской стороне. Будущая свекровь моей матери зашла довольно далеко, чтобы не дать браку состояться. Она даже заплатила кому- то, чтобы тот поухаживал за невестой в отсутствие моего отца, тем самым скомпрометировав ее. Попытка провалилась.

Уже после празднования свадьбы мужчины из арабской деревни даже послали к новобрачной шпиона, ее собственного младшего брата, с таким сообщением: "Если ты оставишь бербера и выйдешь за такого-то, он купит тебе все, что только пожелаешь. Он шлет тебе этот серебряный пояс".

К счастью, новобрачные уже переехали в другую деревню. Мать, как мне кажется, просто приучила себя любить моего отца. Будучи подростком, я никак не могла понять, как могла она быть счастлива с ним.

Отец мой никогда особенно не распространялся по поводу своего прошлого. Все, что я знаю о его детстве, открылось мне слишком поздно для того, чтобы хоть как-то помочь понять его поступки. Сам он никогда не получал той любви, которой я требовала от него, как должного. Его отец умер, когда ему было всего несколько месяцев от роду, мать его бросила, и воспитала отца женщина, которая превратила его жизнь в пытку. Старшего брата, который был ответственным за него, к сожалению, почти никогда не было рядом. Отец самозабвенно вгрызался в гранит науки, но по вечерам, когда он собирался заниматься, она выключала свет со словами: "В этом доме не ты оплачиваешь счета за свет!" И он сидел при свете свечей. Отец не любил рассказывать об этом времени в своей жизни, но говорил нам ещё в детстве, что эта женщина заставляла его спать в какой-то каморке. Его брат, единственный человек, способный тогда прийти к нему на помощь, был далеко. Так мальчик выучил суровые уроки неласкового детства и, став отцом сам, начал, в свою очередь, требовать беспрекословного подчинения. Через одного из своих родственников он нашел работу и обрел пристанище во Франции. Думаю, ему непросто было покидать пост государственного служащего. Здесь ему пришлось поступить рабочим на завод, однако так он мог обеспечить всем нам лучшую жизнь, нежели в родной стране.

Если бы родители раньше рассказали мне о своей прежней жизни, я могла бы лучше понять их нынешних, но, к сожалению, и тогда это вряд ли сказалось бы на моем будущем. Я волокла на себе бремя двух разных культур, каждая из которых защищала традицию подчинения женщины. Мое знакомство с родиной отца и матери происходило только во время каникул, под жарким летним солнцем. Я люблю Марокко. Я не поворачиваюсь спиной к своим корням. Я верующая. У меня никогда и в мыслях не было заигрывать с мальчиками - они меня даже не интересовали, - но мне лишь хотелось, чтобы это решала я, а не они. Я слышала немало рассказов о договорных браках, но рассказы эти никоим образом не затрагивали меня. Я жила не в далекой горной деревне и не испытывала особого желания прислуживать мужчине. Для меня было совершенно очевидно, что братья могут накрыть на стол и убрать за собой ничуть не хуже, чем я, могут что-нибудь делать сами, а не слоняться по дому, обвиняя меня во всех грехах, стоит сделать им малейшее замечание. Не все они были жестоки и агрессивны - некоторые вели себя мягче других, - но меня всегда подавляли, потому что отец был неизменно на их стороне. Он поощрял этот мужской шовинизм, вместо того чтобы отсечь его и адаптироваться к новой культуре. Среди моих друзей было несколько парней родом из Северной Африки, и далеко не все они вели себя подобным образом. Да и не каждый отец походил на моего: не все избивали своих дочерей.