Грегуар Делакур - Шкатулка желаний

Нет, такого не бывает никогда.

Потому что наши потребности — это наши повседневные маленькие мечты. Все эти мелкие дела, которые нам предстоит сделать, все эти мелкие планы подталкивают нас к завтрашнему и послезавтрашнему дню, заставляют смотреть в будущее, а те пустячки, которые мы пообещали себе купить через неделю, дают возможность думать, что на следующей неделе мы будем еще живы.

Именно необходимость купить нескользящий коврик для ванной, или чугунок для кускуса, или овощечистку и привязывает нас к жизни. Начинаешь распределять покупки. Продумываешь, куда за ними отправишься. Иногда сравниваешь, листаешь каталоги, прикидываешь: какой утюг лучше взять — тот или этот? Медленно заполняешь шкафы, полку за полкой, ящик за ящиком. Жизнь проживаешь, заполняя дом, а когда дом полным-полнехонек, что-нибудь разбиваешь, чтобы потребовалось это заменить, чтобы было чем заняться завтра. У иных даже до того доходит, что они разбивают свою семью только затем, чтобы выскочить в другую историю, в другое будущее, в другой дом.

В другую жизнь, которую надо будет наполнять.

Я зашла в книжную лавку на улице Гамбетта и купила там «Любовь властелина», карманное издание, — воспользуюсь вечерами без Жо, чтобы перечитать.

Перечитываю, хотя на этот раз мне с самого начала страшно, теперь-то я знаю: вот Ариана Дем принимает ванну, разговаривает сама с собой, готовится… а я уже знаю про окно в женевском отеле «Риц», знаю о чудовищной победе скуки над желанием, шума смывного бачка — над страстью, знаю, но не могу помешать себе верить по-прежнему… Усталость берет надо мной верх глубокой ночью, и просыпаюсь я измученная, мечтательная, влюбленная…

Так было до сегодняшнего утра.

Когда все рухнуло.

Я не закричала.

Не заплакала. Не стала молотить кулаками по стене. И волосы на себе рвать тоже не стала, и ломать все, что под руку попадется. Меня не вывернуло наизнанку, я не грохнулась в обморок, я даже не почувствовала ускоренного сердцебиения — словом, никаких признаков того, что мне вот-вот станет плохо.

Но я все-таки подошла к кровати и села — на всякий случай, мало ли что.

Осмотрелась вокруг. Оглядела нашу спальню.

Золоченые рамочки с фотографиями детей в разном возрасте. Свадебная фотография на тумбочке Жо, а с моей стороны кровати — акварельный портрет маминой работы. Мама написала этот мой портрет всего за несколько минут, мазнув по фиолетовой загогулине остатком синей краски на кисточке. Это ты, когда читаешь, сказала тогда она.

Сердце у меня билось по-прежнему ровно. И руки совсем не дрожали.

Я наклонилась, чтобы подобрать соскользнувшую на пол блузку. Положила ее на постель рядом с собой. Нечаянно ее смяла — ничего, потом поглажу. Надо мне было прислушаться к себе и купить-таки утюг с отпаривателем за триста девяносто девять евро, который видела в «Ашане», тот, который стоял в моем списке номером двадцать седьмым…

И тут я начала смеяться. Смеяться над собой.

Я ведь так и знала!

Вот что подтвердило мои подозрения — следы штукатурки на каблуке, еще до того, как я полезла под стельку проверять.

Жо не только починил в платяном шкафу перекладину, он еще и закрепил наш давно грозивший обрушиться шкаф, а для этого ему понадобилось просверлить по две дырки в задней стенке шкафа и в стене. Вот из них-то и посыпалась белая пыль, покрывшая дно шкафа и мою обувь.

Закрепив шкаф, муж, видимо, решил эту белую пыль с моих туфель стереть — и нашел чек.

Когда же это было-то…

Когда Жо нашел чек? С каких пор он знал?

Пока я была в Париже? Когда я вернулась, он пришел на вокзал меня встречать и шептал мне на ухо, как рад моему возвращению…

Еще до Туке? Он повез меня туда, зная, как больно мне сделает? И держал меня на пляже за руку, зная, что скоро меня предаст? А когда мы с ним пили вино в гостиничном ресторане и он предложил выпить за то, чтобы все оставалось, как есть, и ничего не менялось — он тогда издевался надо мной? Готовился к побегу из нашей общей жизни?

Или это случилось потом, когда мы уже вернулись?

Я не помню, не помню, когда, в какой день он закрепил этот чертов платяной шкаф… Меня в это время не было дома, а когда вернулась — он ничего мне не сказал. Сволочь. Ворюга.

Конечно же, я позвонила в Веве — в офис «Нестле».

И конечно же, никакого Жослена Гербетта там не оказалось.

Девушка на том конце провода долго смеялась, когда я, упершись, принялась ей доказывать, что мсье Гербетт уже неделю повышает у них квалификацию, чтобы стать старшим мастером и начальником цеха на их заводе в Аррасе, во Франции, департамент Па-де-Кале, почтовый индекс 62 000. Он вам просто лапши на уши навешал, голубушка. Вы хоть понимаете, куда звоните? Вы звоните в Главный офис компании «Нестле»! И что же — тут, по-вашему, занимаются переподготовкой, делают из кладовщика старшего мастера? Ну-ну… Ищите вашего мужа где-нибудь еще, обратитесь в полицию, если вам так неймется, вполне возможно, у него завелась любовница или появилась еще какая-нибудь причина от вас сбежать, да что угодно, но поверьте мне на слово, мадам: здесь никакого Жослена Гербетта нет, не было и не будет. Тут девушка, наверное, почувствовала, что перестаралась, и я слегка запаниковала: под конец она заговорила мягче и даже, перед тем как положить трубку, прибавила «к сожалению».