Кристофер Прист - Фуга для темной земли

Я задавался вопросом о собственной моральной позиции. Хотя инстинкт оставался мне верен – в то время у меня были амурные дела с женщиной, которая занимала почти все мои мысли, – именно осознание изолированности от событий подвигло меня на вступление в проафимское общество колледжа.

Политический и общественный климат не отвечал тому роду моральных взглядов, которые мне пришлось принять.

Вскоре после избрания Трегарта на второй срок было введено множество новых законодательных актов, обещанных манифестом его правительства. Полиция получила широкие полномочия на вторжение в дома и задержания, что позволяло ей эффективнее действовать против людей, которых даже некоторые министры трегартовского кабинета называли подрывными элементами. Демонстрации по любому политическому поводу стали строго контролироваться полицией, а вооруженные силы получили право помогать в деле поддержания мира.

По мере того, как суда из Африки продолжали прибывать к британским берегам, возможности игнорировать проблему незаконных иммигрантов не оставалось.

После первой волны высадок правительство издало предупреждение, что судам не будет позволено приближаться к берегу вплоть до применения силы. Прямым его следствием стал инцидент в Дорсете, где армия противостояла африканцам, пытавшимся высадиться с двух перегруженных судов. Со всей страны в Дорсет собрались тысячи людей, пожелавших быть свидетелями события. Дело кончилось стычкой армии с общественностью. Афримы же сошли на берег.

Предупреждение правительства было подправлено. В нем теперь говорилось, что незаконные иммигранты подлежат аресту и депортации. Перед высылкой из страны им будет оказываться необходимая медицинская помощь.

Между тем поляризация подходов ускорялась незаконными поставками оружия афримам. Чем более их присутствие превращалось в военную угрозу, тем глубже становился раскол в стране.

Частная жизнь каждого в районах, непосредственно ощутивших развитие ситуации на себе, – и очень многих в далеких от мятежных действий местах, – целиком сосредоточилась вокруг этой насущной проблемы. Силы полиции разделились, произошел раскол в армии и ВВС. Флот оставался верен правительству. Когда высадился отряд американской морской пехоты, личный состав которого намеревался действовать в качестве инструкторов на стороне тех, кто стали известны как националисты, и когда Организация объединенных наций приняла решение о размещении своих сил для поддержания мира, военный характер ситуации стал очевидным.

К этому моменту никто не мог считать себя сторонним наблюдателем.

– Я слышал, мы идем к Августину.

Шагавший рядом со мной мужчина смотрел только вперед:

– Кровавое время.

– И у вас утрата?

– Отвяжитесь, а?

Я ничего не говорил, позволяя им обмениваться мыслями и строить логические выводы. За последнюю неделю такие или подобные разговоры мне приходилось слышать десятки раз.

– Это было решение Лейтифа. Остальные хотели остаться.

– Я знаю. Добрый старина Лейт.

– Он тоже остался ни с чем.

– Одна из них была его? Он ни разу не обмолвился об этом.

– Да. Говорят, он тайком крутил с женой Олдертона.

– Я не верил этому.

– Это факт.

– А что же Олдертон?

– Ничего не знал.

Второй мужчина рассмеялся:

– Вы правы. Эта утрата коснулась и меня.

– Всех нас.

Смеяться стали оба. Они гоготали словно старые кумушки в этой жуткой холодной тишине сельской местности.

Ночь мы провели на открытом воздухе, но утром нам посчастливилось найти еще открытый магазин, где по нормальной цене купили туристское снаряжение. До этого момента у нас еще не было серьезного плана, если не считать понимания необходимости продвигаться к Бристолю при малейшей возможности.

Мы шли весь день, ночевали снова на открытом воздухе, но на этот раз с большими удобствами. Всю ночь лил дождь, но у нас была от него надежная защита. Поначалу трудности казались непреодолимыми, но бодрости духа мы, тем не менее, не теряли, хотя по случайно подслушанному разговору Изобель с Салли перед тем, как девочка заснула, я по тону голоса жены догадался, что искусственный оптимизм стоил ей немалого напряжения.

Что касается меня, то я переживал, как понял позднее, фазу настоящего подъема силы духа. Сколь бы парадоксальным это ни казалось, относительная свобода, которой мы наслаждались в то время, когда военное положение в городах повергло население в рамки неимоверных ограничений, вполне компенсировала все остальные обстоятельства, вроде утраты абсолютно всей собственности, отсутствия крыши над головой и слишком далекого от нас Бристоля.