Владимир Лорченков - Русские женщины (47 рассказов о женщинах)

Она верит, что всё будет хорошо.

И действительно, на прошлой неделе в новом хозяйственном она выиграла отличные пластмассовые бигуди.

Не зря она тогда надеялась.

До сих пор рада.

…А теперь попробуй ещё раз: «А-мне-не-до-не-до-мо-га-ни-я…» И ещё: «В семеро саней семеро Семёнов с усами уселись в сани сами…»

Ничего страшного, это у многих бывает, только ты язык не прикусывай, ставь вот так, к зубам, и уголки губ чуть в стороны отводи: «С-с-симплекс, с-с-с…» Да ты встань, встань, так удобнее будет — видишь, насколько легче… Ну вот, я же тебе говорила, я, кроме дикции, актёрское мастерство преподаю, а там без правильной постановки звук нормально в зал не пойдёт, зажуётся . У меня оба платных курса сразу и берут — я на второй скидку даю: мальчишкам любая копейка важна, сколько им там после театрального училища платят, — а продолжать учиться надо, иначе без профессии останешься…

Да не стесняйся, выпячивай подбородок, если тебе так легче. Если хочешь знать, самую лучшую дикцию я слышала вообще не у профессионала, а у секретарши ветклиники, когда Фильку своего туда привезла. Выдали мне Фильку, в одеяло замотанного, ничего, говорят, не могли поделать, почки, это у сиамцев не редкость, особенно если корм плохой — сиамцам надо натуральное, а откуда у меня тогда натуральному взяться, с работой плохо, у мужа с заказами не лучше — вот и…

Ну вот, а секретарша та и говорит: мол, какое вам ещё захоронение, есть мусорка неподалёку, вот туда и вываливайте свою помершую тварь. И главное, так она это сказала, у меня аж мурашки побежали по спине: у нас такой дикции годами учились, а она чётко и с чувством всё произнесла, будто со сцены. А какая же Филька «тварь» — он совсем ещё котёнок, он навсегда для меня котёнком и остался, хоть и вырос в зверя; сиамцы ведь сами себе на уме: ты к нему так просто не подойдёшь и не погладишь, на то соизволение нужно…

Я ей и сказала тогда… сейчас уже повторить не смогу, но наговорила всякого: мол, ты маму свою в мусорный бак выброси, льдина бездушная, тебе не то что с человеком разговаривать, тебе и животину доверить нельзя, куда ж в тебе человеческое-то подевалось… Выдала ей по полной — часть сама, часть из репертуара, это у нас профессиональное, уже и не поймёшь, где играешь, а где правда жизни. Выбежала в коридор, а там уборщик мне тихо говорит: мол, есть на другом берегу судмедэкспертиза, там у них маленький крематорий, вот с ними и договорись, там люди понимающие — хоть и неофициально всё будет, конечно.

В общем, получилось тогда всё — и правда, никто не удивился, даже чаю предложили, успокоили, пообещали тут же, во дворике, прах захоронить, а дворик у них зелёный, просторный — приходите, говорят, у нас тут красиво, и в одиночестве не будете, у нас и дети приходят — кто к своим, кто просто так, тут же вокруг одни новостройки, сплошной бетон, а у нас островок природы остался…

Дело было в конце весны, а к лету мы уже перебрались с мужем в тёплые края. Кто ж тогда знал, что с теми землями всё так будет, — мы же о будущем ребёнке заботились, хотели, чтобы… А вышло — как в самых страшных снах не бывает: гнали меня по улице, простоволосую, плётками, а мужа прямо там забили, а за что — не сказали, просто враг он для них был, а что он такого сделал, рисовал себе картины, детишек учил, храм расписывал — только храм тот недолго простоял, это я уж потом узнала…

В чём я была, в том и вышла на вокзале в родном городе — хорошо, в дороге люди помогли, кто чем мог: кто в платок тёплый укутал, кто покормил, — так мы втроём и доехали, я и двое чижиков моих в мамкином пузе. Это я уж потом узнала, что их двое, а тогда не до подсчётов было, не до УЗИ и прочего — первым делом приют надо было найти да с жизнью определиться — нужна ли она мне теперь, после всего-то, что натерпелась. Ну, чижики и спасли меня от думок грешных — раньше срока народились, а дальше мы уж как-то выплыли, справились — зиму в дачном домике перекантовались, пустили люди добрые, а там и весна пришла, всё повеселее и потеплее…

Вот весной-то я и обнаружила, пока с чижиками гуляла, что неподалёку то самое сооружение находится. Сначала морщилась, как и все местные, — крематорий, это же смерть и огонь, это даже с кладбищем привычным не сравнишь. А потом, как про зарплаты тамошние услышала, — призадумалась. Ну и решилась однажды, пришла, а там отбор, будто в Гнесинку какую, запись за неделю вперёд — и это только на пробную речь. Но как до речи дошло — на меня поглядели иначе, чем на других: я и сыграла, как на каких-нибудь московских подмостках, бывали мы там с гастролями, — и речь сама написала, никакими рекомендациями не пользовалась, зачитала то, что хотела бы сама услышать, — вот на меня и обратили внимание.