— Есть люди, они сейчас везут в Москву Леонардо Ди Каприо. Он будет играть Распутина. Звезда желает проконсультироваться насчёт водки и прочих русских народных обычаев. И чтоб поправили диалоги в сценарии. А то будет развесистая клюква. Ди Каприо серьёзный актёр, он не хочет, чтоб в России над ним смеялись. Там сразу выписывают пятьсот тыщ долларов за мастер-класс русского пьянства…
Она не сочиняла на ходу, нет — всё было уложено в систему, с обязательной ставкой: от полумиллиона в твёрдой валюте. Но насчёт сумм она перебирала, перевирала, ей бы убрать один нолик из любого расклада. Двадцать тысяч за пьянку с Ди Каприо, пятьдесят за батально-православный сценарий. Было бы достовернее.
— Есть люди, они вам сделают грин-кард. Учите английский! Вашу книгу издадут в университете штата Нью-Джерси. Считайте, уже издали. Я договорюсь. Там огромный рынок. Вы взлетите мгновенно. За вторую книгу получаете миллионный аванс. И одновременно пропихиваем вас в совет директоров народного телевидения. Писать ничего сами не будете. Пусть другие пишут. Вы выбираете по конкурсу и верстаете бюджет.
— Есть люди, они организовывают звонок из администрации президента. Это стоит триста тыщ, но мне сделают за двести. Вы заходите в любое министерство с любым предложением. У меня есть идея. Серия альбомов о красотах России. Подарочное издание. Мелованная бумага. Финская. Идите в Минкульт! Предлагайте. Потом позвонят из администрации, и дело в шляпе. Укажем тираж — сто пятьдесят тыщ. Напечатаем пятнадцать. Остальное поделим. Под каждой фотографией стихи дадим. У меня есть подруга, замечательно пишет. Любовь как розовый бутон, сверкает чёрный небосклон, и кровь на полях страны прольют её верные сыны…
К концу второй встречи в гудящей голове всплыло простонародное выражение «нашла свободные уши». И опять в финале она приосанилась, сердечно улыбнулась несвежим ртом и устало подняла ладони: вот, мол, чем приходится заниматься в столь преклонную пору, миллионы туда-сюда двигать, а пора бы внуков нянчить — и снова не нашлось отваги отказать ей твёрдо. Я даже взял у Маши рукопись с изложением приключений авиатора-индейца. Манускрипт читать не стал, а позвонил старому другу Семёну Макарову и рассказал всё.
— Больше с ней не говори, — сурово велел Семён. — Я сам. Текст мне отдай. И работай спокойно.
Он тоже писал сценарии, и мы действовали в тандеме. Круг наш узок, все продюсеры и кинотеледраматурги знакомы друг с другом, тех и других на всю страну не более трёхсот персон. Отношения портить нежелательно. Слухи распространяются мгновенно, обиды помнятся десятилетиями. Если надо было кому-то отказать — я не отказывал сам. Приходил Семён, представлялся моим ассистентом. Сообщал, что я «занят на другом проекте». Либо, наоборот, вместо Семёна в игру включался я и произносил ту же фразу. Так мы создавали впечатление «конторы», организации, движущегося солидного дела. Кроме того, Семён тоже был жадным до человеков, и он с наслаждением сообщил спустя несколько дней, что бреды продюсера Маши произвели на него большое впечатление.
— За два часа всю жизнь рассказала. Жена бывшего министра. Из прежних времён, советских. Хватка прекрасная. Вцепляется и не отпускает. Но к народному телевидению не имеет никакого отношения.
— И что? — спросил я. — Ты, наверно, денег ей дал?
— Конечно, — вздохнул Семён. — Пятьдесят долларов. Очень обрадовалась. А вообще её муж умер недавно. Сорок лет вместе прожили. Она в горе. Помутилась рассудком. Забудь.
«Продюсер Маша» звонила мне ещё раз двадцать, обычно — вечером рабочего дня, когда я укладывал спать шестимесячную дочь, или утром выходного дня. Два или три раза я с ней говорил, в прочие моменты не отвечал или отправлял сообщения с вежливыми извинениями. Как себя вести с женщиной, похоронившей мужа, я не знал. Возможно, её супруг, будучи живым, укрощал её тягу к аферам и прожектам. Возможно, она ужаснулась своему одиночеству и от страха пошла «к людям», готовая предложить первому встречному миллион, десять миллионов, мировую славу, дружбу с королями и звёздами экрана. Фантазия и отвага спасали её от сумасшествия. Всё, что мы могли, — восхититься ею и посочувствовать ей. Она была упорна и педантична. В какой-то момент перестала звонить мне, полностью переключилась на Семёна. Семён несколько раз встречался со вдовой. Он давал ей деньги. Он внимательно прочитал историю лётчика-индейца. К сожалению, история была настоящая, а значит — недостаточно бредовая, чтоб переделывать её в полноценный текст. В конце концов Семён устал и прекратил встречи. Рукопись вернуть забыл.
Читать дальше