Роберт Ирвин - Алжирские тайны

Несколько минут спустя раздается храп. Мне жаль нищих, но я сам очень устал и тоже быстро засыпаю. Наутро Нунурс встает первым и оглушительным ревом зовет брадобрея. Это обязательное бритье стало для него тяжким испытанием. Его репутация была тесно связана с его бородатой физиономией. Перестав быть берберийским корсаром, он стал больше похож на того человека, которым, в сущности, и является — на умственно неполноценную жертву обстоятельств. Безусловно, есть определенная доля иронии в том факте, что в целях маскировки ему пришлось лишиться бороды, тогда как я был вынужден бороду отпустить. С бородой я немного похож на Ландрю, мрачного убийцу женщин, орудовавшего в двадцатых годах, но меня это не особенно огорчает. От бритья я отказался с огромным удовольствием, и по мере роста бороды у меня возникает странное ощущение возврата к истокам коммунизма — подальше от этого бывшего «кулака», а ныне «аппаратчика», гладко выбритого Хрущева с его гнусными обвинениями в адрес Сталина, мимо Ленина с его жидкой бороденкой и назад к Марксу, к безмерной щедрости истого гения.

Днем Нунурс снимает для нас в этом районе комнату, воспользовавшись услугами одного уголовника, с которым был знаком до своего вступления в ФНО, и расплатившись с ним деньгами ФНО из квартиры Жаллу. Пару дней мы не выходим из дома. По нашим расчетам, через пару дней полиция утратит интерес к инциденту, связанному с убийством в оперном театре. В конце концов, в настоящее время в районе Бельвиль происходит двадцать убийств в день. Другое дело — ФНО. Трудно предположить, сколько времени им потребуется, чтобы выяснить, что Жаллу убит и кто убийца. К счастью, помимо Нунурса, только трое других членов ячейки знают меня в лицо. Ни в одной из прочих ячеек обо мне вообще ничего не известно. Мы с Нунурсом сходимся во мнении, что, когда представится возможность, ходить по магазинам и производить рекогносцировку для следующих наших актов насилия лучше всего мне. Нунурс развлекается отжиманиями от пола — сто раз подряд — и бегом: на месте в тесной комнатенке. Потом он садится и предается размышлениям, скрючившись, точно огромный джинн, угодивший в маленькую бутылочку. Теперь я его господин, однако до поры до времени у меня нет для него приказаний.

Собеседники мы никудышные. Я, как и он, места себе не нахожу, поскольку вынужден наконец-то «переламываться». Я испытываю чудовищные головные боли, то и дело вижу перед глазами яркие вспышки и постоянно обливаюсь потом, то холодным, то горячим. Все кажется очень пасмурным и пыльным. Даже когда я выхожу на улицу и поднимаю взгляд на голубое, как мне известно, небо, оно видится мне пасмурным и пыльным. Такой же серой — и безвкусной — кажется еда. Часто переходить с места на место нелегко, потому что меня то и дело самым мучительным образом подводит желудок. Чтобы заглушить боли в животе, приходится непрерывно болтать всякую чушь, и на улицах все, похоже, смотрят, как я болтаю сам с собой о боли у меня в желудке. Необходимо разрабатывать планы, однако сейчас мне трудно ясно мыслить. Мысли то и дело куда-то ускользают, к тому же мои идеи отнюдь не вызывают у меня энтузиазма. Это пройдет. Я знаю, но не могу этого себе представить.

Нунурс задает мне множество вопросов о Шанталь.

— Судя по всему, эта женщина — шлюха и стерва. Только скажите, когда — и я ее убью.

Лично я не думаю, что она доживет до премьеры «Гибели богов», однако близится назначенный заговорщиками день баррикад и путча, и этим необходимо заняться в первую очередь. В последующие дни я стараюсь исходить весь город вдоль и поперек. Дело не только в наблюдении за поставками и изучении местности. Дело в том, что мне нужна ясная голова — а может, и кое-что еще. По утрам все окутано густым белым туманом. Порой солнце пробивается сквозь него лишь к полудню. Однако для января погода на удивление мягкая. Проходит два дня, прежде чем я решаюсь покинуть наше убежище, и все же мне удается отыскать старый номер «Messager d’Alger» с сообщением об акте насилия в столичном оперном театре. В газете сказано, что студент-медик Жаллу бин М’хами сотрудничал с полицией города Алжира и предоставлял бесценную информацию. Однако он был зверски убит в оперном театре наймитом ФНО в расчете на то, что это послужит предостережением другим коллаборационистам. Некоторые зрители и музыканты оркестра видели убийцу, и, согласно описанию, это был высокий, худой и крепкий мужчина, возможно — рыжеволосый. В сообщении нет ни крупицы правды — по крайней мере на мой взгляд, — но и лжи не больше, чем во всем, что предположительно происходило до сих пор в этом городе Алжире.