Наталья Нестерова - Уравнение со всеми известными

Разлом затопляется чувством вины, мыслями, о поступках, которые следовало бы совершить в прошлом, чтобы спасти умершего, разъедающим раскаянием и укорами самому себе. Многие проваливаются в эту бездну и не в состоянии выбраться из нее. Переключение внимания на другие объекты любви, например на второго ребенка, не всегда помогает. Этот ребенок даже может вызывать раздражение, временное конечно.

Колесову никак не удавалось помочь той женщине. Тем более, что она молчала. Важно, чтобы пациент говорил — все равно о чем, но говорил, и как можно больше. Он неизбежно выскажет при умелом направлении разговора свою боль, выплеснет ее. А она молчала. С трудом выдавливала из себя короткие ответы, бормотала извинения и замолкала. Муж приводил ее снова и снова, но все повторялось — она не слышала ничего, кроме внутренних укоров, которые сама выставляла себе. Костя не смог подобрать ключ к крепости и вынужден был признать свое поражение.

Спасла ее соседка-старушка. Отвела в церковь, познакомила с батюшкой. Женщина зачастила в храм, что напугало близких. Потом, по совету священника, отправилась на месяц в какой-то монастырь. И вернулась оттуда другим человеком.

— Я не мог подать ей идею о загробном мире, где пребывает душа ее ребенка, и что возможна связь с его душой через веру. А монахи могли. Причем она не стала религиозной фанатичкой. Успешно занимается своей микробиологией, родила еще одну дочь — в общем, живет счастливо.

Вера Николаевна умела слушать. Она внимательно смотрела в глаза собеседнику, реагировала легкими кивками и понимающей улыбкой. Горе людям, которые умеют так слушать, — на них обрушивают исповеди друзья, знакомые и соседи по купе в поезде.

— Мне кажется, — сказала Вера, — возможно, я ошибаюсь, но здесь сыграло роль то, что та женщина была новообращенной, только открыла для себя религию, новое мировоззрение. Случись подобное с тем, кто с детства впитал в себя веру, все будет гораздо сложнее, то есть так, как было у этой женщины вначале. Вы понимаете меня? Разлом, о котором вы говорите, легче зарубцуется, если человек вдруг увидит небо над головой. Но если он видел его всю жизнь?

— Любопытная мысль. Мне это не приходило в голову. Спасибо за идею.

— Пожалуйста. — Вера Николаевна шутливо и чуть кокетливо склонила голову. — На самом деле я попусту отняла у вас время. Уж не обессудьте.

“Какие мы культурные, — подумал Костя, — за свои денежки еще и извиняемся”.

Вера Николаевна собралась встать.

— Подождите, — остановил ее Константин, — мы с вами еще не закончили обсуждать проблемы Анны Рудольфовны. Я могу предложить вам следующее. В клинике, где я работаю, есть отличное геронтологическоё отделение, нечто вроде санатория. Там нет сумасшедших и публика весьма приличная, так как лечение платное. Ванны, массажи, физиотерапия — упор делается на физическое здоровье, а психологи работают достаточно тонко и незаметно. Я знаю, что многие пациенты рвутся снова попасть туда, оказаться в… слово “палата” вовсе не подходит, скорее хороший гостиничный номер. У них образовалось что-то вроде клуба для тех, кому за шестьдесят. Полагаю, что “отпуск” в подобной обстановке пошел бы вашей свекрови на пользу.

Вера с сожалением пожала плечами:

— Мы пытались устроить ее в клинику неврозов на Шаболовке. Там ведь тоже все организовано по аналогичному принципу. Ничего не вышло. Анна Рудольфовна до сих пор упрекает нас, что пытались затолкнуть ее в психушку. Но при всех условиях — спасибо вам за участие. Всего доброго!

Когда Вера Николаевна вышла, Колесив пожал плечами:

— Хозяин барин, я предложил — она отказалась. Оплата по курсу через кассу.

“Такая славная и не моя”, — мелькнуло вдруг в мыслях. Впрочем, он вряд ли ее когда-либо снова увидит, а через месяц вообще с трудом вспомнит.

Он увидел ее через три минуты в коридоре поликлиники.

— Заблудилась, — растерянно призналась Вера, — не могу найти выход. У меня топографический кретинизм.

— Не торопитесь с диагнозом, — улыбнулся Костя, — в этих хоромах немудрено потеряться. Пойдемте, я вас провожу.

В гардеробе Вере Николаевне выдали не пальто, не плащ, а какое-то сооружение вроде накидки — без рукавов и много мягкой пушистой материи. Колосов попытался помочь ей одеться, но запутался в текстильной головоломке. Вера рассмеялась и протянула руку, чтобы забрать у него накидку.

— Нет, погодите, — запротестовал он, — я сейчас разберусь. Это что, капюшон, правильно? Значит, вот так.