Наталья Нестерова - Бабушка на сносях

Осуждать и клеймить то, к чему неспособен по старческой немощи или по темпераменту, проще простого. Многие этому предаются с вдохновенным азартом. А куда еще азарт девать?

Уж на что наш светоч, Лев Николаевич Толстой! В молодости-то ненасытен был. А в старости, прогуливаясь с Чеховым и Горьким, выспрашивал у них подробности интимных отношений с женщинами, чем вызывал понятное смущение.

Себя молодого Толстой называл гулякой, используя «грубое мужицкое слово», как вспоминал Чехов. Толстой ополчился на его «Даму с собачкой», называл ее развратной книгой, поощряющей блуд.

Вот Чехов и припомнил тот разговор. А Лев Николаевич главной своей книгой считал «Путь жизни». Большинство людей о ней и не слышали, что неудивительно — это евангелие от толстовцев страшно нудное. В нем есть глава, посвященная интимным отношениям мужчины и женщины. На полном серьезе и на нескольких страницах Толстой утверждает, что совокупление без цели зачатия ребенка есть страшный грех. Послушал бы он эти проповеди в молодости!

Впрочем, Ирина Васильевна, скорее всего, не лишена плотских радостей. Ее Митрофан-то герой! Однажды мы были у них на даче, и Митрофан Порфирьевич здорово перепил, назюзюкался до остекленения. В этом состоянии у мужиков в мозгу остается одна короткая и емкая фраза:

«Бабу бы! Чужую!» Митрофан Порфирьевич, глядя хрустальными глазами прямо вперед, подлез рукой под стол, захватил мою коленку и сжал. Я повернулась к нему и сказала тихо и точно в ухо:

— По морде захотел?

Других, более куртуазных, отказов он бы не понял. Руку испуганно убрал. Наутро выглядел пристыженно испуганным. Видно, помнил, что домогался, получил отлуп. Но детали стерлись. А детали в этом деле играют главную роль. Я держалась гордо-холодно, хотя внутренне посмеивалась. Митрофан был вынужден подловить меня в. укромном уголке и извиниться:

— Простите за вчерашнее!

Ответила как чопорная гранд-дама:

— Ваши извинения принимаются. Но на будущее…

— Никогда! — воскликнул Митрофан Порфирьевич.

С тех пор он держится от меня подальше и настороженно. Будто я храню на него компромат и могу в любой момент предъявить свету, то есть семье. Дурачок! Хорошо бы я выглядела, заяви Ирине Васильевне: «А ваш муж полгода назад меня за коленку щупал!»

Как отреагирует Митрофан Порфирьевич на известие о моем интересном положении? «Вот шлюха! — воскликнет он. — А строила из себя честную!» Ирина Васильевна согласно кивнет и вспомнит еще одно определение для таких, как я, — женщина легкого поведения. С полным основанием я могла бы возразить: «Мое поведение столь долго было серьезным, что порцию легкости я давно заслужила».

Хочешь не хочешь, а с мнением новой родни приходится считаться, Лешка им не чужой. Мало того что зятек с гонором попался, так и матушка у него гулящая. Ведь известно, что с мужем я не живу десять лет, значит, ребенка нагуляла.

Кстати, с Сергеем мы не разведены. Следовательно, юридически он будет считаться отцом ребенка. Надо при случае Сережу порадовать.

Домой мы ехали на такси. Лика и Лешка все еще дулись друг на друга. Когда вошли в квартиру, Лешка заявил:

— Отрубаюсь! После обильной еды и флейма (пустых разговоров) я способен только читать великого письменника Храповицкого (спать).

Переодевшись, я пошла в ванную и услышала всхлипы на кухне. Лика сидела в моем кресле и плакала, уткнувшись в кухонное полотенце.

— Ой! — шмыгнула она носом. — Ваше место заняла.

— Сиди! — позволила я и присела на табурет.

— Понимаете, — быстро заговорила невестка, — мои родители простые люди. Но они непростые!

— Ясно дело. А мы сложные, но несложные.

— Да! Мама с папой очень добрые. Они меня очень любят и… — запнулась, — и Лешку, и вас… очень.

— Лика! У тебя прекрасные родители! Тебе с ними повезло, да и нам тоже. Если ты видишь какие-то проблемы, причина не в Ирине Васильевне и твоем отце, а в нас. Мы кажемся снобами, хотя, тешу себя надеждой, таковыми не являемся. Просто нужно время привыкнуть друг к Другу.

«Со временем я преподнесу такой подарочек, что вам будет легко слиться на почве презрения ко мне».

— Кира Анатольевна! Я вам тайну выдам! У ПАПЫ БЫЛА ЖЕНЩИНА!

— Одна? — невольно вырвалось у меня.

— Это не мама! — пояснила Лика. — Это совершенно другая женщина, тоже кладовщица.

«Любопытная специализация», — подумала я, но вслух ничего не сказала.

— Она, та женщина, на заводском складе работает, а мама в цеховом, — уточнила Лика. Рассказывая, забыла о слезах. — У папы, это ужасно, конечно, был роман, в результате которого родился мальчик. Никто не знал, то есть не знали, от кого ребенок. Папа дополнительную работу взял и тайно помогал им. А когда мальчику исполнилось пять лет, все открылось. Ту женщину в больницу положили, некому было с Дениской сидеть. Моего братишку Денисом зовут. Подруга той кладовщицы не могла Дениску взять, потому что он краснухой заболел, а у нее свои дети. Вот папа все и сказал маме, и ушел на месяц к сыну. Что мама пережила! Как она страдала!