Когда-то это ядовитое кавказское растение по приказу Сталина стали культивировать чуть ли не по всей России, пытаясь использовать в качестве корма для скота, а потом не знали, как от него избавиться. Эти зловещие двухметровые зонтики с зазубренными листьями разрослись повсюду – в полях, на обочинах дорог, лесных опушках, по огородам. Агрономы называли его «местью Сталина» и выступали с лекциями в городском клубе, рассказывая об эфирных маслах в листьях и плодах борщевика, содержащих ядовитые фуранокумарины, которые при попадании на кожу вызывают фотохимический ожог. Борщевик выкашивали, поливали гербицидами и кляли на чем свет стоит, но каждой весной эта гадина оживала, заполоняя леса и поля, расползаясь по окрестностям, затопляя брошенные деревушки и подступая к новостройкам.
«Неистребим, как смертный грех, – сказала как-то Ида. – Как мечта».
Новые времена в своем дневнике она пометила строчками Георгия Иванова:
Туманные проходят годы,
И вперемежку дышим мы
То затхлым воздухом свободы,
То вольным холодом тюрьмы.
Все эти годы ее образ жизни оставался неизменным. Утром она съедала тарелку овсяной каши на воде и без соли, на ночь выпивала стакан простокваши с горошиной черного перца. Выкуривала десять сигарет в день, за обедом иногда выпивала рюмку ломовой. Каждый день совершала многокилометровые прогулки по лесам – прямая, как выстрел, в черном пальто до пят, с зонтиком и в шляпке. Гордо вскинутый подбородок, твердый взгляд, ясный ум. Три раза в неделю занималась в клубе с голубками, много читала, по вечерам включала кинокамеру, чтобы сыграть перед объективом Нину Заречную, леди Макбет или Нору.
Однако незадолго до того, как ей исполнилось восемьдесят, в ее жизни случилось из ряда вон выходящее событие: об Иде вдруг вспомнило телевидение.
В Африке никогда не было телефона. Чтобы позвонить в Москву, нужно было идти на почту, где в обшарпанных кабинках висели междугородные телефоны-автоматы. Каким-то образом телевизионщики узнали номер моего мобильного, попросили о встрече, и в воскресенье в Чудов приехала Инна Годунова, тонкая молодая женщина с орлиным носом, в строгом брючном костюме, которая представилась помощником продюсера.
Из Африки собирались выезжать последние две семьи, дом выглядел заброшенным, а принимать гостью в своей квартире Ида отказалась наотрез, поэтому было решено выпить по чашке чая в «Собаке Павлова», где посетителей по утрам никогда не бывало.
Инна Годунова сказала, что ее босс задумал серию фильмов о звездах классической эпохи советского кино, а Ида Змойро – бесспорная звезда сороковых. Дочь революционера, героя Гражданской войны, актриса, на которую после выхода фильма «Машенька» молилась вся страна; женщина, изуродованная в автокатастрофе, но нашедшая в себе силы, чтобы вернуться на сцену и сыграть лучшую Нину Заречную в истории русского театра двадцатого века; жена британского аристократа и шпиона, разочаровавшаяся в Западе, вернувшаяся в Москву и попавшая под каток сталинских репрессий; возлюбленная легендарного генерала, осужденного и расстрелянного по ложному обвинению в заговоре против Сталина…
– Скажите… – Инна Годунова чуть не легла грудью на стол. – Скажите, а правда, что совсем ребенком вы потребовали от родителей сменить вам имя? В свидетельстве о рождении вы записаны Татьяной…
– Ребенком? – Ида усмехнулась. – Мне было семь лет! Но…
– Ида Александровна, – перебила ее Годунова, – все эти годы здесь, в Чудове, вас не оставляла мысль о возвращении на сцену, в театр? Как вы жили все эти годы?
– Как все. – Ида пожала плечами. – Но я никогда не мечтала о возвращении в театр. То есть… видите ли, я…
– Мне сказали, что вы организовали здесь драмкружок, – продолжала Годунова, заглядывая в молескиновый блокнот. – Ваши ученики…
– У меня нет учеников, – повысила голос Ида. – И никакого драмкружка я здесь не организовывала. Мой отец не был революционером. Страна на меня не молилась, и никаким репрессиям я не подвергалась… а что до Сталина… может быть, это смешно, но в моем театре для Сталина просто не нашлось роли… и я ни с кем не боролась – я просто стояла на своем…
Инна впервые посмотрела на нее с интересом.
– Но ведь вам же не давали возможности играть в театре…
– Не брала – вот и не давали.
– Что же вы здесь делали, Ида Александровна? Почему вы здесь жили?
Ида выпятила нижнюю губу, и я понял, что фильма не будет.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу