Юрий Буйда - Синяя кровь

Маняша познакомила ее с Бабой Шубой, царицей однобрюховского клана.

Это была рослая толстая старуха с жестким мужским лицом, в просторном темном платье с крупной брошью, передвигавшаяся на костылях и пользовавшаяся непререкаемым авторитетом в своем крикливом и задиристом семействе. Круглый год она не снимала мохнатой шубы, жалуясь то на холод, то на ноги, однако так ловко орудовала своими костылями, что провинившиеся члены семьи предпочитали разговаривать с нею из-за двери.

У нее была только одна слабость – птицы: в ее доме чирикали и посвистывали чижи и дрозды, попугаи и канарейки, которых с наступлением тепла Баба Шуба выносила в клетках во двор. И здесь, среди птичьего гомона, она сидела целыми днями, принимая многочисленных своих подданных – Однобрюховых.

– Змойро, – сказала Баба Шуба. – Еврейка?

– Никогда об этом не задумывалась, – сказала Ида. – Мой отец был дворянином.

– Но ты, говорят, несчастлива? – сказала Баба Шуба, глядя в упор на Иду.

– Значит, жива, – ответила Ида.

Старуха усмехнулась.

Они снова встретились через полгода, когда Маняша решила развестись с мужем.

Ида слыхала, что жизнь у Маняши не заладилась с первых дней: муж ее Аркаша, механик леспромхоза, оказался пьяницей и драчуном. Однажды Маняша не выдержала и сбежала от него. Вся в синяках, с разбитыми в кровь губами, вечером она явилась к Иде и попросила приютить ее на несколько дней, пока синяки заживут. Когда она разделась, Ида ахнула: «Он что – по животу тебя бил? Твои родители знают?» Маняша заплакала.

На следующий день в Африку явились Маняшины родители – бешеный Забей Иваныч, известный на всю округу доминошник, и его смирная жена Рыба Божья. Они были возмущены тем, что дочь опозорила их на весь городок, сбежав от законного мужа.

Забей Иваныч с порога обругал Иду «шпионкой», «шалавой» и «бандершей» – это слышали все соседи. А вот что ответила Ида – никто не слышал, и никто потом не мог сказать наверняка – дверью она ударила Маняшиного отца или коленом по яйцам. Зато все, конечно, слышали и видели, как Забей Иваныч катился по лестнице, а Рыба Божья с протяжным воплем мчалась за ним, а потом причитала во дворе, помогая мужу прийти в себя.

Тем же вечером Баба Шуба вызвала Иду в ресторан «Собака Павлова», где они долго беседовали с глазу на глаз за рюмкой ломовой. Прощаясь, Баба Шуба спросила:

– Так все-таки – дверью или по яйцам?

– Не помню. – Ида пожала плечами. – Да и какая разница?

– Мне больше нравится по яйцам, – сказала Баба Шуба. – Присылай ее ко мне, и пусть ничего не боится.

Маняша поселилась у Бабы Шубы, развелась с мужем, родила девочку, вскоре познакомилась с таксистом из Москвы и переехала к нему на Плющиху.

А бывший ее муж Аркаша пьяным утонул в озере.

О возвращении Арно Ида узнала случайно.

Утром увидела во дворе дома Эркеля молодую смуглую женщину, которая развешивала на веревках белье, а вечером соседка – старуха Слесарева – сказала, что Эркель вернулся из тюрьмы с женой, по виду – еврейка еврейкой. Пришел на рассвете пешком, с мешком за плечами, пнул дверь ногой и вошел в дом, не глядя по сторонам, а за ним жена – еврейка еврейкой.

Вернувшись домой, Ида стала перебирать платья. Тициановое, пюсовое, гридеперлевое, камелопардовое, вердепешевое, бистровое, циановое… шафрановое или шамуа… Эркелю нравилось тициановое…

Тело чесалось. Она согрела воды, заперлась в Черной комнате и вымылась с ног до головы. Зачесала волосы назад – не понравилось. Расчесала на пробор – нет. Собрала пучком на затылке, надела шляпку. Задумалась: платье с декольте или с глухим воротом? Длинный рукав или короткий? Надевать ли драгоценности? Бриллианты или жемчуг? Серьги или клипсы? Перчатки или митенки? Лодочки или шпильки? Нейлоновые чулки цвета «загар» или шелковые с инкрустацией «шантильи»?

Волосы на пробор, глаза подведены совсем чуть-чуть, губы тронуты бледной помадой, капля «Шанели», тонкая нитка жемчуга, облегающее циановое платье, нейлоновые чулки со стрелкой, туфли-лодочки, рюмка водки и сигарета – вот на чем она остановилась.

Шиллер не был ее любимым поэтом, но тут вдруг вспомнилось:

Нет-нет-нет! Не то!