Герхард Рот - Тихий океан

Дверь тотчас отворили и, впустив его, снова заперли.

— Приходится осторожничать, — пояснил высокий, плотный темноволосый мужчина в свитере, который ему отворил. — Сначала я убедился, что вы один.

У него было покрасневшее лицо, маленькие глазки и такие большие и мясистые оттопыренные уши, что Ашер невольно сразу обратил на них внимание. Волосы у него были гладко зачесаны назад, поверх свитера выправлен воротничок рубашки.

— Сейчас мы поневоле всего остерегаемся, — сказал он.

Ашер прошел в зал, где горело электричество. Поскольку ставни были закрыты, ему казалось, что уже вечер. Желтые стулья стояли вокруг столов с пластмассовыми столешницами и большими пепельницами. За одним из столов сидели несколько мужчин, у двери лежало ружье с оптическим прицелом. Ашер смотрел, как трактирщик разливает вино за стойкой, освещенной неоновой лампой.

— А что, если он заболел бешенством? — предположил кто-то из посетителей. — Вдруг он болен, и сам не знает. Если он сейчас сюда вломится, лучше держать оружие наготове.

Трактирщик подал им вино и спросил Ашера, что́ он будет пить. Однако заказанное им пиво он поставил на столик, за которым уже расположились другие.

— Присоединяйтесь, — предложил он.

Тем временем крестьяне продолжали разговор о бешенстве. Ашер пересел к ним. Никого из посетителей он не знал. Им всем было примерно по сорок-пятьдесят, и сейчас, зимой, они могли позволить себе просто посидеть и обсудить случившееся. Кроме того, насколько Ашер понял из разговора, у каждого из них оставался в доме сын, брат или отец, так что за женщин они не боялись. Но, с другой стороны, не хотели и засиживаться долго. Одни из них поведал, что Люшер, прежде чем застрелить первого, столкнулся с фермером, жившим неподалеку от трактира. Он-де спросил, почему у Люшера лицо в крови, и тот пригрозил ему ружьем и велел убираться к себе домой. Фермер послушался, поступил, как было велено, и быстренько удалился. А когда снова осмелился высунуть нос из дому, Люшер уже прикончил первого. Немногим позже другой фермер, Шварц, повстречавшись с Люшером, спросил, а зачем это ему два ружья. Люшер ответил, что, мол, собирается застрелить Эггера. Поскольку он и вправду решительно направился в сторону дома Эггера, а Шварц и без того знал, что Эггер в деле о лошади поддержал Хербста, он стал думать, как же ему поступить. Предупредить Эггера? Сообщить жандармам? У него не было телефона, поэтому он не мог ничего предпринять немедленно. А когда он наконец решился предупредить Эггера, было уже поздно. Другой завсегдатай трактира рассказал, что Шварц прибежал во двор Эггера спустя некоторое время после того, как туда приехали двое жандармов. Один из них, мол, как раз ворвался во двор и обнаружил трупы. Когда этот жандарм дал предупредительный выстрел, так как полагал, что Люшер еще прячется где-то в доме, Шварц подошел ко второму жандарму и рассказал, что Люшер ему угрожал. Этот второй жандарм еще сидел в машине, у него случился сердечный приступ, и его стошнило. Потом трактирщик поведал, что Люшер, совершив второе убийство, столкнулся еще с двумя жителями деревни, угрожал им, а они успели позвонить последнему оставшемуся в живых коннозаводчику и предупредить его, чтобы тот спасался вместе со всей семьей. Мнения о том, собирался Люшер убить одних мужчин или истребить всю семью, расходились. В конце концов, он застрелил жену одного, но пощадил жену и маленьких детей другого. Кто-то высказал предположение, — оттого, мол, что жена Хербста, когда Люшер застрелил ее мужа, упала в обморок. При этом посетитель трактира сослался на слова одного жандарма. Ашер пил пиво и слушал. Пиво было ледяное, вкусное. Расходились мнения и о том, когда именно Люшер столкнулся с жандармами, до или после того, как он застрелил Эггера и его жену?

В дверь постучали, посетители тотчас умолкли, а трактирщик взял в руки ружье, лежавшее возле запертой входной двери. Но это оказался гробовщик из Мальчаха, который хотел заправить машину. И заправка, и магазин принадлежали трактирщику. Они были закрыты, и потому гробовщик постучался в дверь трактира. Волосы у гробовщика растрепались, галстук сбился набок, пальто было расстегнуто. Но Ашеру показалось, что тот совершенно не испытывает страха.

— Я слышал, вы врач, — сказал он, заметив Ашера.

При этом он нахмурил брови, а его лицо утратило всякое выражение. Не глядя на Ашера, он спросил, не хочет ли он поехать с ним. Все случившееся, подчеркнул он, может иметь «определенный интерес для врача», он полагает, что «такая возможность представляется нечасто». Он произнес это скорее укоризненно, нежели с важностью, хотя Ашеру все-таки почудилась в его голосе какая-то надменность. Ашер встал, собираясь расплатиться, но трактирщик только махнул рукой.