Герхард Рот - Тихий океан

Ашер спросил, не курит ли она.

Она — нет, а вот двоюродный ее братец еще как дымит.

— А ну, иди сюда! — крикнула она ему.

Юноша бросил взгляд на пачку сигарет в протянутой руке Ашера и как ни в чем не бывало повернулся к прессу.

— Сейчас приду, — пообещал он.

Насыпав побольше яблок в чан, он спустился, отер руки о штаны и большим и указательным пальцами вытащил из пачки сигарету.

— Можете оставить себе всю пачку, — сказал Ашер.

Юноша недоверчиво посмотрел на него.

— Оставьте себе. Я не курю.

Юноша пожал плечами и сунул пачку в карман.

— Что ж, спасибо, — протянул он.

Женщина между тем снова взялась за рычаг, но не спускала с них глаз, чтобы чего не пропустить.

— Работка, наверное, не из легких, — предположил Ашер.

— Да, ничего, бывает и хуже… Что ж поделаешь? — ответила она и рассмеялась. В этот момент она как раз повернулась к нему спиной.

— Вот только скучно очень, — добавила она.

По дороге обратно ему встретился человек в сером пальто, который гнал перед собой пятнистую корову. Внизу, в долине, Ашер различил белое поле и домики. Это был Хаслах.

Когда два дня спустя он поехал с Цайнером в Айбисвальд, на полях по-прежнему лежал снег. В тени лес был белоснежный, на солнце темнел зеленью елей и голыми ветками. Стога кукурузы тоже окрасились на солнце желто-коричневым. В Айбисвальде Цайнер первым делом отдал оружейнику свое ружье, решив, что сбился прицел. Он, мол, как обычно, целился в косулю, но промазал. Потом во дворе у распорядителя охоты стрелял по мишеням, — и тоже мимо. Вот он и хочет, чтобы прицел проверили и, если требуется, выставили заново. Пока Цайнер разбирался с ружьем, Ашер гулял по Айбисвальду, бродил по берегу Заггау и разглядывал лед на реке. По краям он был белый, скрывался под снежной шапкой, ближе к стрежню ручья постепенно окрашивался серым и, наконец, прежде чем растаять у самого стрежня, начинал просвечивать, когда под ним обозначались желтые камни. Под коркой льда образовались воздушные пузыри, иногда такой пузырь уносило течением. По стрежню неслась черно-бурая, клокочущая вода.

Он вышел на мостик и остановился. Двое мужчин лопатами выгружали снег из тракторного прицепа и бросали его в ручей, рядом играли в снежки дети. В те минуты, когда им казалось, что никто на них не смотрит, они ели снег. Чуть дальше ледяной покров так утончился, что Ашер разглядел под ним косяки мальков. Напротив виднелась лесопильня с нештукатуреными стенами, разбитыми оконными стеклами, сложенными в поленницы досками и громоздившимися рядом стволами деревьев. Перед заржавевшим двигателем стоял карлик в берете и с любопытством заглядывал внутрь. В заснеженных кустах чирикали птицы, и, снова взглянув на воду, Ашер заметил у самой кромки высматривающего рыбу зимородка.

— Ну, что, долго я провозился? — спросил Цайнер.

Потом они заехали в Мальчах к гробовщику, так как арендаторши старика просили Цайнера оплатить от их имени счет за похороны. Цайнер собирался еще купить прокладки для водопроводного крана, зайти в мастерскую, посмотреть, не готова ли борона, которую он повредил прошлой весной, и еще подстричься в местном трактире. Там подрабатывает один человек, который в плену освоил ремесло цирюльника. Это дешевле, чем в парикмахерской, уверял Цайнер, да и пока ждешь, можно стаканчик пропустить. На стенах амбаров и риг на полях кое-где еще мелькали плакаты с исполинским портретом председателя земельного правительства. Дождь и ветер изрядно их потрепали, один, надорванный, свисал так, что от лица осталась только половина. Небо было серое, в золотистых разводах. Цайнер свернул с шоссе. Усадьба гробовщика состояла из нескольких больших построек. По левую руку располагалась мельница с погрузочной платформой, на которой лежали мешки. Позади платформы виднелся продуктовый магазин с пестрящей рекламными плакатами витриной. За стеклом хлопотала толстуха в черном свитере.

— Входите, он дома! — крикнула она из глубины магазина.

В передней с высоким потолком за столом стоял гробовщик, склонившись над каким-то предметом. Не успели Цайнер и Ашер войти, как он заговорил. Говорил он нервно, заикаясь, лихорадочно, безостановочно и так невнятно, что Ашер только спустя некоторое время стал его понимать. Стены сплошь покрывали картины и часы, причем на одних часах была изображена Дева Мария в широком красном плаще, и Ашер с интересом ее порассматривал. Плащ ее закрывал весь циферблат, тогда как голова и кисти рук казались совсем крошечными. А еще Ашер обратил внимание на стоящий в комнате старинный оркестрион [7] Оркестрион — механический музыкальный инструмент, имитирующий звучание оркестра и внешним видом напоминающий небольшой орган. , но сама комната все-таки производила впечатление унылое и скучное.